Моби Дик

Именно китобои первыми обогнули мыс Горн. Благодаря им Перу, Чили и Боливия были освобождены от испанской зависимости. И Австралия, в сущности, стала процветающей страной из-за китобоев. После того, как ее случайно открыл один голландский моряк, еще долгое время ни одно судно не решалось пристать к ее таинственным берегам, и только китобои отважились на это и поделились своими сухарями с первыми европейскими поселенцами, умиравшими там голодной смертью. И Полинезию первыми посетили китобойные суда, проложившие туда путь миссионерам и купцам.

Но, может быть, вы скажете, что китобойный промысел не вдохновил ни одного известного писателя? Ошибаетесь: в самой известной на свете книге — в священном писании можно найти первое изображение грандиозного кита Левиафана. А первый отчет о китобойной экспедиции написал норвежский король Альфред Великий. И в этом нет ничего удивительного, потому что китобойный промысел — это вполне царственное занятие, — не зря ведь древний английский закон объявил кита «королевской рыбой». И действительно: нет в природе другого живого существа, в котором было бы столько величия. Даже небеса свидетельствуют об этом: китом названо одно из созвездий неба в южном полушарии.

Итак, шапки долой перед китобоем! Я знал одного 

гарпунщика, который забил за свою жизнь триста пятьдесят китов. По-моему, этот великий человек больше достоин славы, чем Александр Македонский, захвативший и разрушивший сотни городов. Что же касается меня самого, то должен вам признаться, что всем лучшим, что есть во мне, я обязан тем, что был китобоем, ибо китобойное судно стало для меня и школой, и университетом.

Глава восемнадцатая Рыцари и оруженосцы

Старшим помощником капитана шел на «Пекоде» урожденный нантакетец мистер Старбек. Он, должно быть, родился во время голода или засухи, а может быть, нантакетское солнце, тридцать лет всходившее над его головой, вытопило из него все лишнее. Худощавость его не была ни следствием забот и волнений, ни, тем более, признаком телесной немощи; вовсе нет. Его чистая кожа туго обтягивала тело, забальзамированное железным здоровьем, и Старбек, словно египетская мумия, готов был встретить грядущие десятилетия, не поддаваясь ни полярным снегам севера, ни знойному солнцу юга.

В его глазах можно было увидеть отражение бесчисленных опасностей, с которыми ему пришлось сразиться. Это был стойкий и уравновешенный человек. Но, при всей закаленности его духа, долгое одиночество в бурных морях склонило этого от природы разумного моряка к различного рода суевериям. Он верил в предзнаменования и предчувствия, перед которыми нередко отступал его суровый разум. Но еще больше могли поколебать его твердость воспоминания о далеком доме, о сыне и молодой жене. И, подобно многим по-настоящему отважным и честным людям, он иногда сдерживал в себе внезапные порывы безрассудной отваги, понимая, что самое надежное и полезное мужество— это то, которое основано на трезвой оценке опасности, и что отчаянно храбрый товарищ может иногда оказаться опаснее труса. 

«Да, — говорил о нем Стабб, второй помощник капитана, — такого осторожного китобоя, как наш Старбек, пожалуй, нигде не сыскать».

Но мы еще увидим, что означает слово «осторожный», когда его произносит Стабб или вообще китобой.

Старбек не гонялся за опасностями и к храбрости отно-сился без всяких сантиментов; для него она была просто необходимой вещью, которая всегда под рукой и может потребоваться в любую минуту. Он считал, что храбрости, так же, как мяса и масла, следует иметь на корабле побольше, но тратить ее с умом. Он никогда не пускался в погоню за китом после захода солнца и не упорствовал, преследуя врага на своем вельботе, ибо рассуждал так: «Я плаваю по бурным океанам для того, чтобы, убивая китов, добывать себе пропитание, а вовсе не для того, чтобы киты с той же целью убивали меня». О том же, что сотни людей, увлекаясь преследованием, нашли свою смерть, Старбек знал лучше многих других, потому что в бездонных глубинах океана погибли и отец его, и брат.

И если, несмотря на эти воспоминания, рассуждения и суеверия, Старбек вступил в смертельные схватки с волнами, ветрами и исполинскими чудовищами, сохраняя при этом замечательную отвагу, то это оттого, что он действительно был человеком необычайного, выдающегося мужества, к которому в глубине души стремится каждый из нас.