Моби Дик

Приподнявшись на локте, он внимательно осмотрел свое будущее жилище, затем велел подать ему гарпун и, отделив деревянную рукоятку, бережно уложил в гроб стальное лезвие вместе с одним из весел Старбекова вельбота.

Потом попросил, чтобы туда же бросили десятка два морских сухарей, в головах поставили флягу с пресной водой, а вместо подушки положили кусок свернутой парусины.

Когда все это было сделано, Квикег пожелал, чтобы его перенесли в его последнее пристанище, говоря, что хочет лично проверить, достаточно ли удобно ему будет там после смерти. Несколько минут он лежал в своем гробу без движения, затем велел достать из мешка маленького черного бога Йоджо, которого поставил себе на грудь, после чего скрестил руки и приказал закрыть гроб («Задраить люк», как он выразился). Крышку закрыли, несколько секунд в гробу было тихо, потом оттуда раздался глухой голос: «Хорошая гроб, удобная, можно обратно на койка».

Но не успели еще Квикега вынуть из гроба, как таившийся неподалеку Пип с тамбурином в руке прокрался поближе и, всхлипывая, опустился на колени.

— Кула ты собрался плыть, Квикег? — сказал он. — Куда увезет тебя эта пирога? Может быть, ты случайно окажешься у берегов моей милой родины? Не выполнишь ли ты тогда моей просьбы? Разыщи там мальчика, по имени Пип. Он раньше служил на китобойце «Пекод», но уже давно куда-то скрылся. Я думаю, что сейчас он там, на Антильских островах, где растут водяные лилии и всегда шумит прибой. Если ты встретишь там маленького Пипа, то утешь его. Он, наверное, горько плачет. Ведь он потерял свой тамбурин. Я нашел его здесь. Вот он. Риг-а-диг, диг-диг… Ты выполнишь мою просьбу, Квикег, да? Ну, теперь умирай, я буду отбивать тебе похоронный марш… Риг-а-диг, диг-диг… Умирает герой Квикег, умирает славный герой Квикег!.. Риг-а-диг, диг-диг… А Пип умер трусом. Со страху он выпрыгнул из вельбота. Я б ни за что не стал бить в тамбурин на его похоронах, потому что он не был героем, как Квикег, потому что он выпрыгнул из вельбота. Позор ему! Позор!..

Пипа прогнали, а Квикега перенесли на койку. Но теперь, полностью приготовившись к смерти, уложив в свой гроб все необходимое и примерившись к нему, Квикег неожиданно пошел на поправку. Выздоравливал он с невероятной быстротой, и уже два дня спустя грелся на солнышке, удивляя кока своим фантастическим аппетитом, а еще через день, выйдя на палубу, потянулся, зевнул и, вспрыгнув на нос своего вельбота, поднял гарпун и объявил, что готов к бою.

А гроб свой превратил в сундук: переложил в него все свои вещи из парусинового мешка и долго украшал крышку непонятными символами и знаками, пытаясь повторить на дерезе замысловатую татуировку своего тела.

Глава пятьдесят шестая Гарпун Ахава

Мы проскользнули мимо островов Баши и вышли в Тихий океан. Предвидя скорое начало горячей промысловой поры, наш старый кузнец Перт, отковав скобы и болты для ноги Ахава, не убрал в трюм свой горн, а оставил его на палубе возле фок-мачты. К нему теперь то и дело обращались рулевые, гарпунщики, гребцы — каждому нужно было починить, заменить или наладить что-нибудь из обширного китобойного хозяйства. Окружив горн, они ожидали своей очереди, держа в руках фленшерные лопаты, гарпуны, остроги, и ревниво следили за работой перепачканного сажей кузнеца.

Вот с всклокоченной бородой, в переднике из жесткой акульей кожи Перт стоит между горном и наковальней, и удары его тяжелого молота звучат торжественно и неторопливо. К нему подходит мрачный Ахав. Он стоит и смотрит, как кузнец выхватывает из огня раскаленное железо и обрушивает на него молот. Стремительная стая искр разлетается во все стороны.

— Как горячи эти искры, Перт, они отчаянно жгутся; почему же они не обжигают тебя?

— Потому что я весь обожжен, капитан Ахав.

— Что это ты ковал, Перт?

— Перековывал старый гарпун. Он был весь в рубцах и зазубринах.

— И ты можешь снова сделать его гладким и острым?

— Да, сэр, могу.

— Ты, верно, можешь разгладить любой рубец и убрать любую зазубрину, каким бы твердым ни был металл, так, кузнец?

— Да, сэр, могу разгладить все рубцы, кроме одного.

— Взгляни сюда, кузнец, — сказал Ахав и горестно провел ладонью по своему иссеченному морщинами лбу. — Ах, если бы ты мог стереть мои морщины и разгладить этот рубец? С какой радостью я лег бы под самый тяжелый твой молот…

— О нет, сэр! Я сказал, что могу разгладить все рубцы, кроме одного: кроме такого. 

— Он врезался мне в самую кость, кузнец. Весь мой череп в рубцах. Их разгладить могу лишь я. И для этого мне нужен такой гарпун, чтобы и тысячи дьяволов не могли его затупить. Можешь ты выковать такой гарпун?

— Могу, сэр.

— Ну так живей, за дело! Живей! Живей! Я сам буду раздувать тебе пламя.

Скоро гарпун был готов, и оставалось только закалить его. Перт пододвинул к горну кадку с водой.

— Нет, нет, никакой воды! — воскликнул Ахав. — Тут нужна закалка посерьезнее. Тэштиго! Квикег, Дэггу! Сюда, гарпунщики! Согласны дать мне свою кровь, чтобы закалить в ней гарпун для Белого Кита?