Моби Дик, или Белый Кит

До сих пор, описывая кашалота, я останавливался главным образом на чудесах его внешнего облика и только в самых редких случаях – на отдельных чертах и подробностях его внутреннего строения. Однако теперь, чтобы постичь его целиком и до конца, мне надлежит расстегнуть его ещё дальше, спустить чулки, снять подвязки, повыдергать крючки из ушек во всех его самых сокровенных суставах и выставить его перед вами в окончательно обнажённом виде: то есть в его абсолютном скелете.

Постой-ка, Измаил, как же так? Откуда же ты, простой гребец на вельботе, можешь знать о том, что сокрыто у кита в глубине? Или учёный Стабб, взгромоздившись на шпиль, читал вам лекции по анатомии китообразных? и демонстрировал аудитории, подняв при помощи лебёдки, образец китового ребра? Объяснись же, Измаил. Разве ты можешь разложить у себя на палубе взрослого левиафана, как раскладывает повар на блюде жареного поросёнка? Ведь не можешь, верно? До сих пор, Измаил, ты правдиво рассказывал о том, что видел собственными глазами; но теперь остерегись, ты присваиваешь себе исключительное право Ионы – право говорить о стропилах и балках; о прогонах, коньковом брусе, лагах и пилястрах, составляющих каркас левиафана; а также, быть может, о мыловарнях и маслобойках его внутренностей.

Я признаю, что со времён Ионы мало кому из китобоев удавалось проникнуть глубоко под шкуру взрослого кита; однако мне была дарована счастливая возможность изучить его анатомию в миниатюре. Однажды на палубу корабля, на котором я плавал, был целиком поднят маленький телёнок кашалота – ради мешка или торбы, из которой изготовляются ножны для лезвий гарпуна и остроги. Уж не думаете ли вы, что я упустил такой случай и не воспользовался ножом и резаком, чтобы сломать печати и прочесть всё, что содержалось в этом юном кашалотике?

А что касается точных сведений о костях левиафана в его полном, гигантском развитии, то этими сведениями я обязан ныне покойному царственному другу Транко, царьку острова Транке, одного из группы Арсакид. Как-то много лет тому назад, когда я ходил на торговом судне «Алжирский бей», на острове Транке властитель Транко пригласил меня на Арсакидские празднества в свою уединённую виллу в Пупелле, – это была приморская долина неподалёку от Бамбукового Городка, как называли наши моряки его столицу.

Мой царственный друг Транко, одарённый среди иных достоинств горячей любовью ко всевозможным варварским диковинам, собрал у себя в Пупелле всё необычайное, что только могли создать самые изобретательные из его подданных, – куски дерева, покрытые замысловатыми резными узорами, гранёные раковины, инкрустированные копья, драгоценные вёсла, пироги из ароматического дерева и все те природные чудеса, что вынесли на его берега исполненные должной почтительности и богатые чудесами морские волны.

Среди этих последних самое видное место занимал огромный дохлый кашалот, которого после одного особенно долгого и свирепого шторма нашли выброшенным на берег, – голова его пришлась под кокосовую пальму, чьи пышные плакучие побеги казались его изумрудным фонтаном. Когда гигантская туша была освобождена от своих безмерно толстых покровов и солнце высушило обнажённые кости, скелет с вящими предосторожностями перенесли в Пупеллу, и он лежал под величавыми пальмами, словно под высокими сводами зелёного храма. Его рёбра были увешаны боевыми трофеями, позвонки изрезаны загадочными иероглифами арсакидских летописей; в черепе жрецы поддерживали неугасимый ароматный огонь, будто бессмертная китовая голова вновь выпускала к небесам свои туманные фонтаны, а ужасная нижняя челюсть была подцеплена к ветке и раскачивалась над молящимися наподобие меча на волоске, который некогда так запугал Дамокла.