Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Отчасти проблема состояла во вранье и неразберихе – на заключительной фазе войны вермахт сбился со счета собственных потерь. К лету 1944 г. в отчетах фигурировало явно заниженное число военного урона убитыми в 500 000 человек. Вследствие разгрома целых групп армий в летних отступлениях убитые и раненые оставались на контролируемой неприятелем территории, что осложняло точный подсчет. К декабрю внутренние подсчеты военных остановились на миллионе – очень приблизительная оценка. В первые четыре месяца 1945 г. положение стало хуже, и вермахт доносил о 200 000 убитых, хотя на деле их количество достигло 1,2 миллиона: ежемесячно в тот период погибали в среднем 300 000–400 000 немецких солдат, тогда как до июня 1944 г. пик составил 185 000 человек – в январе 1943 г. под Сталинградом. В результате вермахт записал в убитые только 3, а не 4,8 миллиона солдат и 300 000 военнослужащих войск СС. Поскольку многие погибли в течение последней фазы войны, особенно в боях на территории бывших восточных провинций, а полевая почта продолжала исправно функционировать до конца 1944 г., родственники и эксперты сильно преувеличивали фактическое количество военнопленных в советских лагерях. Когда на Московской конференции 1947 г. Советский Союз объявил о наличии у него всего 890 532 немецких военнопленных, многие в Германии испытали шок, поскольку данные никак не сходились с прикидками в минимум 2,5 миллиона. Подобные надежды подпитывали и мнения специалистов. В 1947 г. один статистик из Гессена опубликовал подсчеты, согласно которым в Советском Союзе находилось на 700 000 военнопленных больше, и его данные удачно увязывались с низким уровнем оценочных немецких потерь убитыми по сведениям вермахта в штатной западногерманской истории войны[1153].

Такая же статистическая ошибка привела к преувеличенным оценкам уровня смертности у гражданских лиц в ходе бегства и изгнания из восточных провинций. Основываясь на демографических сведениях, Управление статистики Федеративной Республики Германии в 1958 г. определяло число умерших немцев в 2 миллиона, включая 500 000 человек призванных служить мужчин. Только в 1999 г. разобрались, что погибли в действительности 1,4 миллиона немецких солдат из восточных территорий и провинций, вследствие чего вероятное количество убитых и умерших среди мирного населения составляло вовсе не 1,5 миллиона, а 600 000 жителей. Аналогично и ревизии подсчета урона в человеческих жизнях от союзнических бомбежек пришлось ждать до 1990-х гг., когда один уважаемый немецкий историк выдал заключение о гибели под бомбежками 370 000–390 000 немцев и еще 40 000–50 000 иностранных рабочих и военнопленных. Как и в случае военных, жизни большинства гражданских лиц унесла заключительная фаза боевых действий[1154].

В атмосфере «холодной войны» 1950-х гг. распространилось и окрепло убеждение в существовании секретных советских лагерей, где немецких военнопленных убивали или истязали до смерти непосильной работой. Изможденные лица, пустые глаза и обритые головы на рекламных афишах фильмов вроде «Тайга» и «Сталинградский доктор», выпущенных одновременно в 1958 г., или вышедшей на экраны в 1961 г. ленты «Дьявол играл на балалайке» – портреты вовсе не жертв нацистов, а немецких военнопленных. Словно с целью вытеснить из общественного сознании настоящие концентрационные лагеря, посещать которые в свое время американцы заставляли некоторых местных жителей, в Германии появились специальные передвижные выставки с моделями советских лагерей, позволявшие немцам прогуляться за оградами из колючей проволоки с вышками. Немецких мужчин и женщин сортировали, посылая одних налево, других направо, «трупы» валялись в импровизированных мертвецких. В то время как легенды о невероятных страданиях военнопленных в 1950-х гг. или мучениях немецких изгнанников скрупулезно собирались и публиковались в многотомных изданиях с подачи западногерманского правительства и широко обсуждались, мало кто из немцев заговаривал о геноциде евреев, ужасающие подробности которого потихоньку заимствовались в своих целях, перевирались и превращались в детали сказок о тяжкой участи немцев[1155].

Открывшееся 20 ноября 1945 г. в Нюрнберге заседание трибунала по главным военным преступникам получило неслыханное прежде международное паблисити. В тот день мать троих маленьких детей написала мужу, немецкому офицеру, в американский лагерь для военнопленных: