Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Важную роль в последующей эволюции образа собора на поле Далмы сыграло появление в 1510 г. латинского перевода одного из списков «Хорватской хроники», обнаруженного в 1500 г. Дмине Папаличем в Краине (Макарское приморье). Перевод на латынь старинного славянского текста, обнаружение которого вызвало большой интерес у далматинских интеллектуалов, был выполнен по просьбе Папалича знаменитым сплитским литератором Марко Маруличем. Хотя Марулич дал своему переводу название «Деяния королей Далмации и Хорватии», Далмация в тексте сплитского гуманиста оказывалась более широким понятием, чем Хорватия, что характерно для антикизирующих тенденций ренессансной эпохи. Стремясь сделать повествование «Хорватской хроники» более понятным для своих современников, Марулич счел возможным «уточнить» некоторые его детали, что привело к еще более тесной привязке «готско-славянского» королевства к Хорватии. Так, повествуя о короле Бладине, Марулич отметил, что он правил в Салоне (столице римской провинции Далмации), передавая рассказ о соборе на поле Далмы, отождествил Далму с руинами античного Дельминия (Дувно), а поле, где происходил собор, — с расположенным в этой же части Далмации Хливаньским (Ливаньским) полем (близ города Ливно) (очевидно, исходя при этом из названия горы Hlivaj, на которой, согласно «Хорватской хронике», король Будимир перед началом собора встретил прибывших из Рима кардинала и двух епископов)[1171].

Привязка летописного топонима «Далма» к городу Дувно, впервые осуществленная Маруличем, прочно вошла в историографию и вплоть до недавнего времени не подвергалась сомнению[1172]. Данная идентификация, основывавшаяся на созвучии названий Далмы и Дельминия, предполагала и соответствующую локализацию области Дельмина («regio Delmina») и города Дельмис, фигурирующих в «Истории архиепископов Салоны и Сплита» Фомы Сплитского (середина XIII в.)[1173].

Между тем, по убедительному суждению немецкого исследователя Людвига Штайндорфа[1174], упоминаемую Фомой Сплитским при описании местонахождения Дельмины «верхнюю часть» Далмации следовало бы соотнести с термином «Верхняя Далмация» («Dalmatia superior»)[1175], как в Средневековье нередко называлась крайняя южная часть Далмации, включающая побережье современной Черногории[1176].

Все указывает на то — делает справедливый вывод Штайндорф — что Дельминой в тексте Фомы Сплитского именовалась какая-то местность на территории Дукли, по всей вероятности, район древнего города Диоклеи. В свете данной локализации Дельмины Фомы Сплитского, а следовательно, и Далмы «Летописи попа Дуклянина» становится гораздо более понятным и содержащееся в летописи сообщение о том, что король Светопелек был похоронен в церкви Св. Марии в Диоклее («in civitate Dioclitana»)[1177].

Таким образом, укоренившееся в историографии отождествление летописной Далмы и города Дувно, скорее всего, является ошибочным, что, конечно, никак не отменяет того факта, что благодаря этому отождествлению, многие десятилетия господствовавшему в хорватской историографии, Дувно успело стать весьма значимым местом памяти в дискурсивном пространстве хорватского медиевализма. Произошло это, однако, не в период ренессанса и барокко, а гораздо позднее — во второй половине XIX в., а именно в период формирования классического канона хорватского национального исторического нарратива, основанного на достижениях позитивистской историографии.

При этом нельзя не обратить внимание на примечательное обстоятельство: закрепление за Дувно (Дуваньским полем) статуса первой столицы и места коронации первого хорватского короля в хорватском историческом воображении произошло именно тогда, когда в целом та картина ранней хорватской истории, которая основывалась на информации «Летописи попа Дуклянина» («Хорватской хроники») и доминировала в историографии XVII — первой половины XIX в., окончательно уступила место в хорватском историческом нарративе другой картине, которая стала основываться главным образом на информации трактата Константина Багрянородного «Об управлении империей» (середина Х в.) и источников, современных описываемым в них событиям. Эта радикальная перемена в представлениях о ранней истории Хорватии объяснялась встраиванием хорватского исторического нарратива в парадигму критической историографии, окончательно восторжествовавшей в хорватских исторических работах во второй половине XIX в.