Читаем Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах полностью

В условиях, когда летописное повествование о «готско-славянском» королевстве, не подкрепляемое ни одним из более ранних источников, перестало пользоваться доверием историков-позитивистов, стремившихся описывать исторические реалии так, «как это было на самом деле», летописная информация стала восприниматься своего рода искаженной версией реальной истории, в которой необходимо было выявить то или иное историческое зерно. Подобный подход к информации, содержащейся в летописи, возобладавший в историографии второй половины XIX в., отвечал распространенным среди историков представлениям, что в описании событий летопись опиралась на некие народные предания: превратностями фиксации прошлого в устной передаче можно было объяснить исторические несообразности летописного повествования.

Именно по пути выявления того самого исторического зерна в летописном повествовании и пошел хорватский историк Иван Кукулевич-Сакцинский, обосновывая в своем труде «Томислав, первый хорватский король» (1879 г.) идею, согласно которой описанная в 9-й главе «Летописи попа Дуклянина» коронация была коронацией хорватского правителя Томислава (около 910–928 гг.). Как уже говорилось выше (см. гл. IV), эта идея была вскоре принята и другими авторами, труды которых сделали возможным превращение гипотетической дуваньской коронации Томислава в 925 г. в важнейшую мифологему хорватского культурного национализма. Став элементом классического канона хорватского национального исторического нарратива, сложившегося во второй половине XIX в., эта мифологема не претерпела изменений и в течение первой половины ХХ столетия. Более того, именно в межвоенный период, в связи с грандиозным празднованием в 1925 г. тысячелетия коронации Томислава окончательно оформилась репрезентация города Дувно как национального места памяти. Он был переименован в Томиславград, а также обрел новый архитектурный символ в виде базилики Св. Николы Тавелича, романскими формами апеллировавшей к эпохе раннесредневекового Хорватского королевства.

Хотя некоторые исследователи еще в самом начале ХХ в. высказывали свое скептическое отношение к концепции Кукулевича о дуваньской коронации Томислава, развитие критической историографии долгое время мало сказывалось на популярности дуваньского мифа. Лишь в период социалистической Югославии, когда Томиславград стал снова именоваться Дувно (с 1945 г.), мифологема прекратила свое существование в пространстве исторической памяти, практически вытесненная к тому времени из историописания под воздействием как научных, так и идеологических факторов — антинационализма и антимонархизма, присущих господствующему социальнополитическому дискурсу.

Вместе с тем именно с этим историческим периодом — периодом социалистической Югославии — связано зарождение новой дуваньской мифологемы, которая вступила в свои права уже после распада федеративного государства. Ее творцом стал хорватский историк-эмигрант, уроженец Боснии, Доминик Мандич, проживавший в то время в США. Францисканский монах, долгое время занимавший высокие посты в иерархии ордена, Мандич был не только представителем социального слоя, глубоко чуждого коммунистической власти, но и сознательным оппонентом и критиком коммунистического режима.

В этом смысле чрезвычайно показательной для характеристики культурной атмосферы эпохи и скрывавшихся за ней дискурсов является полемика, развернувшаяся на историографическом поле между Мандичем и ведущей хорватской исследовательницей-медиевисткой Надой Клаич, работавшей в Загребском университете. Работы Клаич, отличавшиеся высоким градусом критичности по отношению к историографическим схемам предшествующего периода, нередко затрагивали важные мифологемы хорватского национализма, такие, например, как представление об изначально хорватском характере средневекового Боснийского государства. Мандич же, напротив, выступал в роли горячего сторонника и неутомимого адвоката этого комплекса мифологем, особенно в боснийском вопросе[1178]. Получив уже в довольно пожилом возрасте возможность сфокусироваться на историографическом поприще, Мандич написал целый ряд статей и книг, посвященных главным образом средневековой истории Хорватии и Боснии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика