Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

Историческая схема Винцентия Кадлубка, в основе которой лежала идея «квазиримской» империи лехитов, была воспринята последующими историками и стала основой средневекового польского исторического нарратива. Так, в конце XIII в. история империи лехитов была воспроизведена в созданной в Любёнжском монастыре в Силезии так называемой «Польско-силезской хронике»[234], а также в «Великопольской хронике», в первоначальном виде написанной, как полагают многие исследователи, вскоре после коронации Пшемысла II (1295 г.)[235] — эпохального события, ознаменовавшего собой возрождение Польского королевства после длительного периода политической раздробленности[236]. Авторы этих хроник заметно упростили и сократили повествование магистра Винцентия, преобразовав его из диалогической формы в обычный нарратив, а также убрав свойственные труду Кадлубка риторические детали и разного рода экскурсы и отступления. В результате получилось сжатое и более доступное для понимания обычным читателем изложение польской истории, к которой силезский и великопольский авторы добавили собственное повествование о событиях XIII в.

Примечательно, что при этом иногда получали дополнительное развитие «античные» элементы исторической концепции Кадлубка, еще теснее связывавшие империю лехитов с классической древностью. Так, автор «Великопольской хроники» постарался, насколько это было возможно, ввести историю империи лехитов в контекст античной и библейской истории, добавив в повествование соответствующую относительную хронологию. Легендарный Крак выступает в «Великопольской хронике» современником библейского «короля Ассуера» («Книга Есфирь»), обычно отождествляемого с персидским царем Артаксерксом I (465–424 гг. до н. э.) из династии Ахеменидов[237]. Также хронист счел нужным сообщить, что на время правления в державе лехитов Лешека III приходится рождение Христа, и что Лешек правил до эпохи римского императора Нерона[238]. Таким образом, политическая история древней Польши обретает в «Великопольской хронике» ясное хронологическое начало и последующую четкую хронологическую канву, тем самым в полной мере становясь частью всемирной истории.

Еще дальше на пути антикизации происхождения поляков пошел в начале XIV в. автор «Хроники Дзежвы»[239], судя по всему, являвшийся краковским францисканским монахом[240]. Подобно автору «Великопольской хроники», при описании древнейшей истории Польши Дзежва использовал историческую схему Винцентия Кадлубка, ооснованную на представлении о существовании в древности обширной империи лехитов. Однако Дзежва отнюдь не ограничился пересказом содержания событийной канвы, извлеченной из сочинения магистра Винцентия, а существенно дополнил сюжеты, связанные с происхождением поляков. Вероятно, эти сюжеты вызывали особый интерес ученого францисканца, создававшего свой труд в начале правления Владислава Локетка — сначала краковского князя (1306–1320 гг.), а затем польского короля (1320–1333 гг.), успешно осуществлявшего в начале XIV в. процесс воссоединения польских земель под эгидой Кракова[241].

Первое, что бросается в глаза в этом замечательном произведении польской исторической мысли, — детальная проработка библейской генеалогии поляков, что, несомненно, являлось значительной новацией, ведь и в труде Кадлубка, и в первоначальной редакции «Великопольской хроники» история праполяков-лехитов была прослежена лишь с античной эпохи, со времен древних галлов. Согласно Дзежве, прародителем поляков был праотец Вандал. Таким образом, Дзежва совершенно иначе, нежели Кадлубек, подошел к распространенному в Средневековье отождествлению поляков с вандалами. Если для Кадлубка поляки именовались вандалами в честь дочери Крака Ванды, то для Дзежвы поляки — это потомки Вандала, то есть «вандалиты»[242]. Это позволяет считать Дзежву родоначальником нового — «вандальского» — эпохалистского мифа, с тех пор прочного вошедшего в польскую историческую мысль.

Однако, этим смелым шагом новаторство Дзежвы отнюдь не исчерпывалось. Прослеживая генеалогию Вандала, Дзежва отмечает, что славяне происходят от сына Ноя Иафета. Следующими за Иафетом в ряду предков идут Иаван, Филира, Алан, Анхиз, Эней, Асканий, Нума Помпилий и Рея Сильвия, Алан (II), «первым прибывший в Европу», и Негнон. Негнон породил четырех сыновей, первым из которых и был праотец поляков Вандал. Приведенное Дзежвой родословие Вандала говорит о многом, ведь из него следовало, что в числе предков поляков были ключевые фигуры троянской и римской истории (Анхиз, Асканий Юл, Нума Помпилий, Рея Сильвия).