Мобильник

В те времена в китайских деревнях еще не появился обычай рукопожатия. Поэтому, остановившись на горе, Лао Цуй и Янь Лаою на прощание дважды поклонились друг другу. Потом Лао Цуй и Сяо Лю стали спускаться под гору, они уходили все дальше и дальше, пока не превратились в две маленькие черные точки, и только тогда Янь Лаою пошел назад, в свою деревню.

Между тем Лао Цуй и Сяо Лю продолжали свой путь в Чжанцзякоу. С остановками им удавалось проходить по восемьдесят-девяносто ли в день. Через десять дней они оказались в Янцюане. Как раз в это время Лао Цуя прохватил понос. Кто его знает, может, Сяо Лю чего грязными руками накашеварил, может, продуло в дороге, а может, просто не успел в новой среде освоиться. Устроившись на ночевку, Лао Цуй выматерился:

– Твою мать, нормального варева приготовить не можешь, куда тебе делами управлять?

Сяо Лю стал рьяно оправдываться:

– Да я по пять раз рис в речке промываю! Мы едим одно и то же, почему меня-то не пронесло?

Лао Цуй вскипел:

– Оставим этот раз, но что ты скажешь про то, когда в Хунтуне у нас в каше крыса обнаружилась?

Сяо Лю надулся и молчал. Лао Цуй думал, что пропоносит его пару раз и они двинутся дальше, но кто же знал, что за ночь ему придется подниматься еще восемь раз. Он едва успевал добежать до туалета и присесть на корточки, как тут же из него начинало хлестать. К утру он совершенно выбился из сил, в глазах мельтешило. Поэтому было решено задержаться в Янцюане еще на какое-то время. Сяо Лю побежал за снадобьем, потом заварил его для Лао Цуя в чайничке, который одолжил у хозяина постоялого двора. Приняв отвар, Лао Цуй тотчас излечился от поноса, но теперь у него заболел желудок. Сяо Лю побежал за другим снадобьем, вылечили и желудок. Но тут оказалось, что у Лао Цуя малярия, его стало бросать то в жар, то в холод. Ему казалось, что его то варят на пару, то бросают в ледяной погреб. Купили снадобье от малярии. Столько лет Лао Цуй ничем не болел, а тут на него обрушились разом все болезни. И пока они боролись со всеми его болячками, прожили в Янцюане полмесяца. На проживание и лекарства у них ушло пять даянов. Ну ладно бы только это. Когда Лао Цуй уже пришел в норму и они с Сяо Лю засобирались в путь, той же ночью произошла настоящая катастрофа. На постоялый двор через стену залезли бандиты с ножами и обчистили их до нитки. Лица бандитов скрывались под черными косынками, так что разглядеть их было невозможно. По обрывкам фраз складывалось ощущение, что говорят они с акцентом жителей Юйцы52. На тот момент в кошеле Лао Цуна хранилось двести даянов, то были деньги на покупку ослов. Днем он носил их на плече, а ночью клал под голову. Можно сказать, он ни на минуту с ними не расставался, а их все равно утащили. Лао Цуй стал звать на помощь Сяо Лю, пока сам, еще слабый после болезни, пытался отнять у бандита кошель с деньгами. Но его ударили по голове, и он как подкошенный свалился на кан. Придя в себя, он обнаружил, что бандиты не только утащили все его деньги, но еще и похитили Сяо Лю. Хозяина трясло как осиновый лист. И хотя на следующий день он заявил о случившемся в управу, бандитов уже и след простыл, а такая зацепка, как акцент, вряд ли быстро решила дело. Из-за потери такой крупной суммы (а это сразу тридцать ослов) Лао Цуя то и дело бросало в жар, поэтому от малярии он разом оправился. Мало того, что его ограбили, так еще и деньги принадлежали не ему одному. Что он скажет Лао Цзяну с Лао Сином, если вернется в Хэнань? Ну потерял деньги – это еще полбеды, так еще и Сяо Лю не уберег. Вот пристанут к нему его родственники, что тогда делать? Между тем хозяин постоялого двора, вернувшись из управы, стал на пальцах делать расклад, и все не в пользу Сяо Лю. Этот малый, на его взгляд, лишь на вид казался простодушным, его вечно бегающие глазки выдавали в нем любителя наживы. Пока Лао Цуй болел, его носило непонятно где, поэтому могло статься, что Сяо Лю сам снюхался с бандитами. Возможно, именно он и прикарманил деньги своего наставника. Лао Цуй прислушался к словам хозяина, но у него имелись подозрения и на его счет, ведь с таким же успехом и тот мог снюхаться с бандитами. В общем, одно было очевидно: дольше задерживаться в этом месте он не мог. Но все это были лишь догадки, как говорится, не пойман – не вор. Еще вчера у Лао Цуя имелось при себе двести даянов, а уже сегодня он остался без единого гроша. Оказавшись в такой ситуации на чужбине, где не было никого из знакомых, совершенно растерянный Лао Цуй бесцельно шатался по улицам Янцюаня. Он бродил, пока не оказался за пределами города и не вышел к реке у подножия горы. Река Фэньхэ, журча, утекала вдаль. Лао Цуй в эту минуту подумал: «И домой не вернуться, и без родины не прожить»53. Да и любимицу-жену что сбежала с бродячим торговцем, он уже потерял. Поэтому он снял со штанов шнурок и соорудил на поникшей софоре петлю. Потом продел в нее голову, подумал немного и, вытолкнув из-под ног камень, повесился.