Мобильный свидетель

Олег не мог упустить жар-птицу, ухватив ее за хвост, и показаться из тени, пополнив свой банковский счет. И не только. У него было два варианта. До одного из них было рукой подать: только подняться на лифте на тридцать четвертый этаж и постучаться в комнату номер 3417. От этого варианта попахивало шантажом, а спина покрывалась инеем: если они с Сашей не придут к соглашению, то человек с позывным «Котик» уберет его со своего пути, не моргнув глазом. От второго варианта разило предательством и преданностью одновременно . Но этот сумасшедший смрад притягивал Олега, попробовавшего себя в роли стервятника. Он думал, что завязал с преступной средой, а завязать — не значит не думать о ней, не стремиться к ней; глубокие раны долго не заживают.

Рассуждая так, он держал в голове образ Валерия Паршина и не без ключевой детали о нем: несколько лет назад Паршин совершил ошибку — принял непосредственное участие в убийстве, тогда как ему, «коронованному вору в погонах», нужно было только отдать приказ. И эта его несдержанность поневоле стала его визитной карточкой, на обороте которой Олег представлял запись от руки: «Я тот мудак, который…»

Но самое главное заключалось в том, что Паршин не потерял надежды поквитаться с Котиком, посадившим его на пять миллионов. Это была та струна, на которой Олег собирался поиграть, отчасти забывая, что струну эту натянул год назад сам генерал Паршин. Стоя под моросящим дождем, Олег позвонил своему старому приятелю и сказал пару фраз:

— Сохрани мой номер и передай его Паршину. Я жду от него звонка — это срочно.

Паршин позвонил через две минуты. Выслушав Олега, он предупредил его:

— Если ты подставляешь меня, если ты ошибся, если у тебя просто поехала крыша, я из тебя офицерских ремней нарежу.

Паршин добавил, что он за городом и экстренно приехать не сможет. И прервал связь.

Лобов не хотел уходить с улицы, как будто боялся упустить Котика. Лишь на минуту вернулся в холл и уточнил у портье номер англичанина. 3417. Иначе и быть не могло. Он простоял на входе полтора часа, обращая внимание только на выходящих из отеля. И когда, по его представлениям, к «Шпилю» должен был подъехать Паршин, мимо него в отель прошел мужчина… как мужчина, как бы отмахнулся от припозднившегося посетителя или гостя Олег. Лет сорока, одет с иголочки. Вообще, в «Шпиль» оборванцы не заходят.

Сергей Карпов, едва преодолевая волнение, перешагнул порог гостиничного номера. С минуту, не меньше, привыкал к новому облику Котика. И только после этого на лице его расцвела улыбка. Он протянул Саше руку, но тот отверг рукопожатие и крепко обнял Сергея.

— Ну-ну, — только и сумел сказать Карпов, по-отечески похлопывая его по спине.

Они сели друг против друга, выпили вина. И вдруг в этот момент между этими людьми пробежала настороженность. Во всяком случае, так решил Карпов: его визави — чужой человек, отдаленно похожий на его бывшего партнера. Он как будто обгорел снаружи и выхолодел изнутри. Возродился из огня, как птица Феникс? И так можно сказать. И еще одна деталь: Саша стал взрослее. Тяжелый, чужой филиппинский воздух изменил его, и этот процесс коснулся прежде всего психологии и поведения.

— Ты выглядишь растерянным, — заметил Котик несвойственную Карпову нерешительность.

— Растерянным я выглядел в Себу. Что, черт возьми, случилось в день побега?

— Сел в другую машину.

— Ты сел в другую машину?

— И вышел на острове Монте-Кристо. Оттуда махнул на личном самолете в Москву и поселился в самом дорогом номере. А если серьезно, Серж, меня затолкали в «Рэнглер» и увезли на военно-морскую базу США. Буквально у тебя на глазах. Я видел тебя…

— Скажи, что ты шутишь.

— У Кейна там связи, — продолжал Котик. — Его постановки с морпехами можно найти в Сети. Я работаю на американцев и приехал в Россию с заданием.

— Вот дерьмо! — выругался Карпов, и в глазах его сверкнуло недоверие.

Котик развел руками, как бы говоря: «Не знаю, какие еще доказательства тебе нужны».

Он налил гостю водки, поднял свою рюмку и произнес короткий тост:

— За тебя! Все-таки твой план сработал, Серж: я дома!

— О господи, — прошептал Карпов. — Не верю…

Он устроился на диване и приготовился слушать товарища. Сосредоточенность и еще раз сосредоточенность. Он не должен пропустить ни одного слова. Для Котика же он приготовил набор из жестов: он пожмет плечами, выгнет бровь, приспустит уголки губ, выражая удивление: «Честно говоря, не знаю, где Алла». А дальше выдаст рискованную и откровенную, необходимую и акцентированную фразу: «Мы потеряли всякую надежду». Она отлично вязалась с предыдущей, несмотря на то что хронология была поставлена с ног на голову. Тема женщины для Карпова стала главной, и он не мог с собой ничего поделать. Он разрывался надвое: был рад возвращению партнера и боялся его.