Можно было пойти пожаловаться на хама. Но почему-то я не стала этого делать.
Я вспомнила, как недавно Глеб спросил меня: «Неужели надо быть скотиной, чтобы нравиться женщине?»
И до меня дошло, что мне ужасно – в самой глубине подсознания – нравится эта скотина Костя и что я с удовольствием бы сейчас вернулась и рассмотрела его поподробнее. Он, конечно, младше меня. Ну и что? Зато расклад просто классический. Барышня и хулиган.
Час после этого я провела в рефлексии на тему, как я могла докатиться до того, что всерьез рассматриваю возможность ни к чему не обязывающего романчика с маленьким пролом.
Прошло шестьдесят пять минут.
Моя машинка вынырнула из-под ворот чистенькая и элегантная, бежевая и коричневая в стиле ретро. Все как мне нравится.
За рулем, я не удивилась, сидел скотина Костя и скабрезно улыбался мне. Хотя любая улыбка на таких губах выглядит неприличной. Колени его длинных ног упирались в руль. Он открыл дверцу, но вылезать не спешил.
– Ты своими штанищами уделал мне все сиденье! – возмутилась я.
– Не бзди, я газет подстелил.
Я не успела заметить, чистые ли у него руки, как одна из них, большая ладонь с длинными пальцами, уже оказалась у меня под юбкой. Он со знанием дела сжал мое бедро под самой ягодицей и сказал:
– Я заканчиваю в девять. Заезжай, развеселю тебя, строгая.
Я молча таращилась на наглого малолетку. Надо было бы дать пощечину. Но реальность того, что на пощечину могут и ответить, удержала меня от поспешных действий.
– А на меня твоя мамочка в суд не подаст за совращение малолетнего?
– Да иди ты, мне двадцать один.
– Значит, памперсы уже не носишь.
– На училку мою ты похожа, тоже всегда пристебывалась надо мной. Пока поближе не узнала.
– Ладно, базар окончен, я опаздываю.
– Буду ждать до девяти пятнадцати.
Костя убрал руку, вылез из машины, собрал газеты и ушел, как у них, крутых мужиков, водится, не оглядываясь.
Был ли Глеб таким же наглым в свои двадцать, нравились ли ему девушки постарше? Им сейчас уже по сорок, тем девушкам. В какой момент чувственные губы превратились у него в сжатый рот? А может, они никогда не были чувственными?
«Ар деко» и впрямь было неплохим местом. И тыквенный суп действительно принес радость вкусовым пупырышкам.
Однако печеная форель оказалась пересушенной и красной, как губная помада. Форель и лосось, выращенные в хозяйствах – без разницы, в Норвегии или у нас, – имеют гораздо более интенсивный искусственно поддерживаемый красный цвет мякоти. Для себя я нашла компромисс. Поскольку дикую форель купить сейчас практически невозможно, я покупаю мелкую ручьевую форель в магазине «Метро». Мелкая рыба нежнее и белее, потому что меньше съела всяческих добавок. Моя подруга Филонова говорит, что не стоит опасаться рыбы, выращенной на комбикорме, потому что такой же точно комбикорм едят куры и коровы, которые идут в пищу людям вместе с молоком и яйцами, так что избежать попадания в наш организм комбикормов можно только одним способом: перестать есть мясо, красную рыбу, яйца и молоко вообще. Жаль, что у нас в Петербурге не продают органические продукты. Органический чай и то приходится привозить из Финляндии.
Обо всем этом мы судачили с Благовещенским. Он слушал мои разглагольствования на тему искусственно подкрашенной форели и в конце концов отставил тарелку в сторону.
– Еще две-три такие беседы, и я стану вегетарианцем.
– Не стоит, – ответила я, – овощи, выращенные при помощи гидропоники, то есть те, что продаются в нашем городе девять месяцев из двенадцати, также не слишком годятся в пищу. Так что выбрать, чем травиться, очень сложно.
– Если здесь все так плохо с едой, то зачем ты вернулась? Жила бы себе где-нибудь в Европе, не знала бы горя.
– Знаешь, сколько там стоит органическая еда? Только миллионерам и кинозвездам по карману. Там поешь клубники, а наутро у тебя моча пахнет клубникой. Или, например, в одном месте переносили кладбище. Так покойники там по двадцать лет лежат, как будто только что похоронили. Представляешь, сколько при жизни они съели консервантов!
Благовещенский ахал, делал большие глаза и кивал, как ребенок, которому рассказываешь сказку. Он всегда был приятным собеседником.
На прощанье он сказал мне:
– Ты так благополучно выглядишь, что я даже не знаю, какую работу могу тебе предложить. Нужно что-то солидное и высокооплачиваемое. То, что я наметил до того, как мы поговорили, не годится. Я подумаю и позвоню тебе.
Я долго и благодарно трясла его руку и передавала приветы и наилучшие пожелания жене и детям.