Я даже не удивилась, когда спустя еще полчаса позвонила Кьяра и сообщила мне, что Луиджи улетел в Осло, а они с Валерием улетают в воскресенье в Веллингтон через Нью-Дели и Сидней. Что жена Валерию денег не дала и Кьяра купила ему билет на свои. После развода Луиджи будет перечислять ей какую-то сумму в месяц, поэтому они проживут нормально. И самое главное, завтра – последний день моей работы, квартиру запирают и ставят на сигнализацию. Если надумают ее сдавать, то сделает это Кьяра, когда вернется из Новой Зеландии, то есть месяца через три.
Я по инерции подумала о том, что Вера в бешенстве из-за того, что Луиджи так быстро уехал в Осло, а Валерий просто потерял голову и, недолго думая, собрался в Новую Зеландию.
И только додумав эту мысль, поняла, что вся моя жизнь со всем ее привычным и уютным устройством, мечтами и надеждами только что горой блестящих осколков осыпалась мне под ноги.
Превратилась в декорацию фильма «Догвилль» Ларса фон Триера. Освещенный пятачок кафельного пола, который я неистово тру шваброй, и темная пустота вокруг.
Я легла в центр пятачка на прогретый кабелем пол и тихонечко завыла. Никаких позитивных мыслей, никаких конструктивных идей в голову мне не приходило. Впереди были только мрак, неопределенность и одиночество. Я представила себя бездомной собакой, бесцельно бредущей вдоль пустого шоссе, старой беременной сукой. И мне стало жалко себя так сильно, что захотелось взять какой-нибудь колюще-режущий предмет и сделать себе больно физически, чтобы телесная боль отвлекла от нестерпимо острой боли душевной.
Так я, наверное, и сделала бы, если бы в этот момент в туалет не зашел Костя. Видимо, у меня было такое выражение лица, что он ничего не спросил, а молча принес из бара бутылку виски и налил мне в стакан для полоскания хорошую порцию. Потом сел на пол рядом со мной, положил мою голову себе на колени и стал тихо напевать под нос что-то из репертуара группы «Король и Шут».
Через некоторое время я успокоилась и чрезвычайно умилилась такой трогательной заботой обо мне. С самой смерти бабушки никто так качественно меня не утешал. Я шевельнулась, посмотрела ему в лицо.
– Мужик бросил? – спросил он меня сочувственно.
И тут уста мои разверзлись, и я подробно и обстоятельно изложила ему свои горести.
– Ну, Светка же тебя не выгоняет!
– Так она мне ничего и не платит, я же тачку отрабатываю.
– А, точно. И ты не сможешь никуда устроиться?
– Не смогу.
– А у меня есть идея.
– Какая?
Я оживилась и села.
– Выходи за меня замуж. Возьмешь мою фамилию. С новой фамилией в любое другое агентство устроишься.
– Мысль интересная, но сам подумай: жена, пусть и фиктивная, не рукавица, с белой ручки не стряхнешь и за пояс не заткнешь.
– Почему фиктивная? Ты мне нравишься, я тебе и подавно нравлюсь, я всем нравлюсь. Квартира у тебя подходящая. Отлично будем жить. Я от Светки уйду, опять в автосервис подамся, буду зарабатывать баксов пятьсот. Проживем.
– А потом ты меня бросишь, потому что я для тебя слишком старая. И куда мне тогда деваться? Ровесников моих уже разберут, а те, которых не разберут, – сопьются. С кем мне стариться тогда?
– Не брошу, я верный. У меня столько баб было, что удивить меня нечем. Все примерно одинаково устроены. Только ты особенная. Я с тобой хочу.
– Брось, я такая же, как все.
– Нет, не такая. Я тебя робею, ты вроде как приказывать мне должна, а я – тебе угождать.
– Неужели ты мазохист?
– Нет. Просто почему-то хочется доказать тебе, что я совсем не скотина, какой ты меня считаешь.
– Ты такой смешной.
– Ну, так что, пойду вещи собирать?
Было ужасно заманчиво опереться на твердую мужскую руку. Хотя какой из него мужчина? Но и обламывать его прямо сейчас почему-то тоже совсем не хотелось.
– Погоди. – Я вспомнила, как Кораблева рассуждала о том, что с пролетарием я не смогу ужиться, потому что они воняют, матерятся через слово и не вынесут и трех тактов из оперы. – Пойди посмотри в Интернете, что завтра идет в Мариинском театре.
Костян удивился.
– Зачем это?
– Ну, ты же собрался мне угождать.
– А, ну ладно.
Я домыла помещение, послужившее мне кабинетом психотерапевта. После ласковых слов Костяна жить стало как-то попроще. Вроде проблемы остались на своем месте. Но перестали быть такими уж трагичными и пугающими. Я представила его в своей постели, и мне не стало дико и отвратительно. Может быть, именно этим клином удастся выбить клин предыдущий. Все-таки секс нельзя недооценивать.
– «Евгений Онегин», – доложил посланец.
– Отлично. Поезжай сейчас и купи нам с тобой два билета.
– На оперу? Да ты что, с дуба рухнула? Я на оперу не пойду.
– Это тест. Если ты не уснешь, ни разу не зевнешь и не заканючишь, то так и быть. Собирай вещи и переселяйся ко мне.
– А без оперы нельзя?
– Без оперы нельзя.