«Я лучшего ничего не видел» — так он описывал впечатления от снимков. Фрак, жилет и брюки на этих портретах, скорее всего, сшиты первоклассным мастером Станиславом Михайловичем Тедески, купцом 1-й гильдии, профессиональным закройщиком, который в 1880-е годы стал настоящей звездой среди петербургских портных. Свое знаменитое ателье на улице Большой Морской, дом 16/7 он открыл во второй половине 1870-х. По его распоряжению архитектор Людвиг Шперер перестроил здание во вкусе петербургской эклектики и добавил пятый этаж. В 1883 году он продал дом графу Зубову, сохранив за собой первый этаж с ателье. Туда приходили crème de crème (сливки общества) художественного Петербурга. У Тедески одевалась театральная элита столицы — директор Императорских театров Владимир Теляковский, артист Василий Самойлов, певец Николай Фигнер, дирижер Эдуард Направник.
Станислав Михайлович был чрезвычайно польщен принимать у себя самого Чайковского. Мгновенно снял мерки, предложил лучшее английское сукно и черный шелк для подкладки, уточнил особые пожелания великого клиента и отпустил — Петр Ильич всегда торопился. Эта фрачная суконная тройка, к счастью, сохранилась и находится в Доме-музее Чайковского в Клину. На спинке у ворота — черный элегантный гриф: «I. Tedeschi St. Petersbourg».
Возможно, Чайковский заглядывал сюда, на Большую Морскую, 16, не только к Тедески. По случайному стечению обстоятельств здесь в 1887 году открылась частная Петербургская музыкальная школа, учрежденная коллегами Петра Ильича, профессорами столичной консерватории.
КОМПОЗИТОРСКИЙ МАСКАРАД
Это было в начале марта 1869 года. Москва готовилась сыто и пьяно повеселиться на Масленицу. Артистический кружок давал грандиозный бал в Дворянском собрании. Приглашение получил и Петр Ильич. По уговору со своими друзьями, супругами Бегичевыми, он должен был приехать к ним и после ужина вместе поехать в маскарад. Композитор, однако, не знал, какой образ выбрать. На помощь пришла Марья Васильевна Бегичева, дама с богатым гардеробом и не менее богатой фантазией. А что, если Петьке (так его называла, по-свойски) примерить наряд ведьмы — такого ни у кого во всей Первопрестольной нет. И смешно, и необычно, то есть как раз для такого артиста, как он.
«Артист», конечно, замялся, ведь костюм-то женский, хоть и ведьмы, да и как он в нем будет танцевать. Но Марья Васильевна была дама крутого нрава и возражений не терпела. После споров и примерок, после робких и тщетных попыток убежать восвояси, Чайковский костюм надел — но не ведьмы, а настоящий, женский, прямиком из Парижа. Это было драгоценное домино без единого шва, из черного кружева, сотканное на лучшей французской фабрике и повторявшее точь-в-точь домино императрицы Евгении. Обошлось оно Бегичевой в три тысячи рублей. Так, по крайней мере, утверждала свидетельница этого события Александра Соколова. Выбор композитора она объясняла тем, что ни один другой наряд на нем не сходился.
И вот две очаровательные маски, ведьма Бегичева и прелестная кружевная домино-Чайковский, отправились на бал. Вошли в залу Дворянского собрания, тут же прошел шепоток: многие прознали про мистификацию, но думали, что ведьма — это сам Чайковский, а под домино скрывается Бегичева. Были взгляды, были шутки, смельчаки даже пытались ущипнуть ведьму, полагая, что это их закадычный друг Петр Ильич. Тем временем ничего не подозревавший супруг Бегичевой ворковал в дальней комнатке со своей новой пассией, балериной Никулиной. Он был уверен в том, что жена осталась, как обещала, дома. Но, о ужас, ему нашептали, что в зале среди масок видели даму в знаменитом драгоценном домино — значит, Марья Васильевна здесь!
Всё дальнейшее, в пересказе Александры Соколовой, похоже на вампуку. Разоблачения следовали одно за другим. Бегичева шумно уличили в неверности, маски вынуждены были открыться, общество узнало, что ведьма — это Марья Васильевна, а домино — Чайковский. История кончилась драматичной развязкой: супруги приехали домой, Марья Васильевна разрыдалась, Владимир Петрович заперся в кабинете. Чайковский, невероятно смущенный, тихонько ретировался и до конца своих дней не мог забыть того вечера.
Водевильную историю на разные лады, с разным набором участников и свидетелей описывали другие. Дочь Николая Кашкина, к примеру, сообщала, что Петр Ильич явился на бал в черном домино лишь потому, что заключил пари с ее отцом: они порознь приедут на бал и выиграет тот, кто дольше останется неузнанным. Все прочее, однако, в общих чертах совпадает с рассказом Соколовой.