Мода и гении. Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой

Через несколько дней Илья Петрович с удовольствием рассматривал изящно оформленный дагеротип. Прищурившись, вертел пластинку, искал правильный ракурс, ловил утреннее солнце на серебро. Подвижный солнечный зайчик забе́гал по лицу, разбудил ленивую генеральскую улыбку. Группа вышла в самом деле недурно. И он в ней — истинный pater familias (хотя в жизни им управляла супруга). Теперь Илья Петрович тоже был в авангарде столичной технической моды. Остался доволен экспериментом, хотя пришлось заплатить целых десять рублей — снимки групп стоили дорого.

Этот дагеротип исчез. Остался альбуминовый отпечаток, сделанный с него позже, возможно, в шестидесятые — семидесятые годы XIX столетия. В Дом-музей Чайковского его передала правнучатая племянница композитора. Говорят, это единственный экземпляр. Снимок этот хорошо известен и множество раз опубликован. Большое и относительно счастливое семейство послушно позирует для вечности. Справа — pater familias Илья Петрович Чайковский. Вторая слева — супруга Александра Андреевна. Будущий композитор стоит слева от матери. Он принял красивую, романтичную позу, сложив руки на груди, по-взрослому.

Восьмилетний Петя одет по возрасту — в длинную, до колен, рубашку из фланели или шерсти, перетянутую кушаком. Мода 1840-х годов все еще увлекалась британским романтизмом, и стиль «балморал» с его «плэдами», килтами и пестрой шотландской клеткой все еще считали très chic. Чайковские не роскошествовали, и, возможно, вещи старших донашивали младшие. (Впрочем, такая традиция существовала даже в семье Романовых.) Эта рубашка, вероятно, перешла к Пете от старшего брата, симпатяги и франта Николая, одетого на фотографии уже по-юношески — в жилет, бархатную курточку и панталоны.

До сих пор автора дагеротипа «называют неустановленным». Но светописных ателье тогда в Петербурге было немного. И на его альбуминовой копии есть говорящие детали — драпировка, студийная мебель…

В конце 1840-х в столице работали девять мастеров. Самыми престижными и дорогими были ателье Иосифа Венингера и братьев Цвернеров — у них снимались великие князья, высшие сановники, перекормленные царскими щедротами пышные генералы и золотая молодежь. Хорошо знали и двух Карлов — Даутендея и Бергамаско. Их особенно любили актеры, писатели, творческая интеллигенция. В Доме духовного ведомства располагалось ателье Эдуарда Борхардта. На Малой Морской улице работал Вильгельм Шенфельд. В заведениях Кулиша и Маркевича снимались мещане и небогатое столичное дворянство: цены были самые низкие по Петербургу, и качество, конечно, тоже. В ателье Петра Альберса приходили поглазеть на аттракцион — камеру-обскуру и дагеротипные виды городов.

Генеральских средств Илье Петровичу вполне хватало на дорогие светописные изыски. Он мог посетить Венингера, Цвернеров, Даутендея, Бергамаско, Борхардта и Шенфельда. Венингер держал ателье на 4-й линии Васильевского острова, неподалеку от дома Чайковских. Однако семейства редко выбирали студии по их местоположению, они оценивали стоимость, качество и следовали, конечно, советам друзей. Куда же могли отправиться Чайковские?

Не так давно я участвовала в масштабном проекте музейно-выставочного центра «Росфото» — «Дагеротип в России», задачей которого было выявить и описать все светописные отпечатки, хранящиеся в отечественных музеях и частных собраниях. Атрибутировать их было не всегда просто: не на всех сохранились марки ателье, бумажные этикетки, надписи. В таком случае определить автора помогал запечатленный на снимке реквизит: драпировки, скатерти на столах, мебель, вазочки, книги, другие предметы, которыми мастера оживляли композицию.

Чем дороже ателье, тем изысканнее антураж. Драпировка и мебель на снимке Чайковских самые что ни на есть простые. Нехитрая занавесь на втором плане (без кистей и бахромы, как у Венингера или Цвернеров) делит композицию на две зоны — светлую слева и темную справа. Никаких картин, резных этажерок, книжных шкафов, пышных турецких ковров. Илья Петрович сидит на черном лакированном стуле. Кресло Александры Андреевны видно лучше, заметны плетеная резная спинка и подлокотник. Уже кое-что.

Мне нужно было сопоставить эти детали с теми, которые присутствуют на снимках упомянутых петербургских ателье. Работа техническая, не слишком интересная, но она дала важный результат. Такие драпировка и кресло были в арсенале только одного мастера — Вильгельма Шенфельда. Кресло отлично видно на семейном снимке Майковых, хранящемся в ИРЛИ РАН. И даже расположение фигур схожее: Евгения Петровна Майкова сидит слева, а справа — ее сын Валериан, вполоборота к ней, почти так же, как Анна Андреевна и Илья Петрович Чайковские. По правую руку от Майковой — ее младший сын Леня. Фотограф поставил его почти так же, как Петю Чайковского, — со скрещенными руками, опирающимися о подлокотник кресла. В центре композиции Николай Майков, поэт, глава семьи. В случае с Чайковскими композицию завершают дети — Зинаида и Николай.

Петр Чайковский с семьей.

Отпечаток с дагеротипа 1848 г. (ателье В. Шенфельда)