Филлип Ваннини и Деннис Васкул, вероятно под влиянием концепции перформативности Джудит Батлер, говорят о существовании «драматургического тела», «встроенного в социальные практики». «Люди не просто „наделены“ телом – они активно создают его, – пишут исследователи. – Тело формируют, творят, осмысляют, им манипулируют, и этому во многом способствуют ритуальные социальные и культурные условности» (Waskul & Vannini 2006: 6). Вот почему кураторы, специализирующиеся на социальной истории, стремятся «прежде всего показать посетителям историю как опыт живых людей» (Briggs 1972: 1). Именно за это удостоился похвалы Музей моды в Бате (в прошлом Музей костюма): «Одежду разместили на натуралистичных манекенах, чтобы она выглядела как можно более жизненно, а многие предметы выставлены в исторических интерьерах или на фоне панорам Бата, пропитанных духом эпохи» (Byrde 1985: 14). Манекены и задники призваны были воссоздать контексты, в которых носили представленную одежду.
Например, сцены в магазинах определялись в музейной среде интересами кураторов того времени и проецировались на прошлое, но могли при этом влиять на посетителей, так как отображали социальную норму покупательского поведения; покупательница XVIII века на выставке «Костюмы на фоне интерьеров эпохи» или дамы эпохи Регентства на выставке «Модные виньетки» (Vignettes of Fashion, ил. 6.2) оказывались одновременно объектом взгляда посетительницы в 1963 году и замещали ее, тогда как зрительница знала, что на нее тоже смотрят. Еще один пример рефлексивной телесности – выставка «Модные виньетки», в 1964 году прошедшая в Институте костюма. Выставка представляла собой попытку восстановить связь одежды с социальными ритуалами, в которые она изначально была вписана: «Выставка состоит из двенадцати виньеток с манекенами, „одетыми сообразно случаю“. Убранство и картины из собрания музея помещают одежду в аутентичную обстановку, иллюстрирующую отношения между костюмом, интерьером и манерой держать себя в обществе» (History of Styles 1964: 30). В одной из виньеток, «Гости за чайным столом» (ил. 6.3), манекены в чайных платьях эдвардианской эпохи сидели за столом с чайным сервизом, почти полностью повторяя висевшую на заднем плане картину Уильяма Макгрегора Пэкстона «Чайные листья» (Tea Leaves, 1909) и тем самым демонстрируя перформативность социального поведения. Обозреватель газеты The New York Times отметил, что, «рассматривая виньетки, трудно удержаться от сопоставления их с современными реалиями» (History of Styles 1964: 30), так как нормы поведения, предписываемые различными светскими мероприятиями, и этикет в целом изменились. Выставка наглядно напоминала об этом процессе.
Некоторые выставки представляют собой попытки поразмышлять на тему телесности на материале знаковых фигур. На выставке «Американская женщина: моделируя национальную идентичность», в 2010 году состоявшейся в Институте костюма, кураторы Эндрю Болтон и Гарольд Кода сосредоточились на изменениях в «наружности и модном образе… американки, какой ее изображали в СМИ с 1890‐х по 1940‐е годы», в то время как тело американской женщины превратилось в «живой символ прогресса, современности и, в конце концов, „американскости“» (Bolton & Koda 2010: n. p.). Кураторы хотели показать, что воображаемые тела, создаваемые этими репрезентациями, одновременно творили и отражали желанную реальность для женщин прошлого и настоящего. Выставка завершалась примерами, призванными показать, что представленные на ней архетипические идеалы по-прежнему проявляются в стиле современной американки.
Даже нормативные границы тела по сути произвольны и подвижны. Именно этот тезис воплотила выставка 1957–1958 годов в Бруклинском музее, озаглавленная «Меняющийся силуэт моды» (The Changing Silhouette of Fashion): на выставке «десять костюмов и манекены, на которых они [были] представлены, показыва[ли], сколько разнообразных трансформаций пережила фигура американской женщины с 1810 по 1928 год» (Exhibit Depicts 1957: 57). Как показалось автору статьи, выставка демонстрировала, что «наши современницы, видимо, выше, крупнее и анемичнее по сравнению с женщинами прошлых эпох» – началом 1800‐х, когда «прямая осанка считалась признаком леди», или 1920‐х, когда женщины «выглядели плоскими и угловатыми, как игральные карты» (Exhibit Depicts 1957: 57). В статье о приобретении Метрополитен-музеем обширной семейной коллекции исторических костюмов в 1911 году тот же процесс увеличения пропорций женской фигуры описан несколько гиперболически: