Мода как культурный перевод. Знаки, образы, нарративы

Соблазнительность моды подогревается непрерывным круговоротом «омертвения» и «одушевления», в который вовлечены тело и одежда. Если отталкиваться от определения Беньямина, назвавшего моду «сексуальной привлекательностью неорганического», этот взаимный переход проявляется в том, что модное тело – это тело безжизненное, служащее лишь каркасом для одежды. При этом одежда, превращаясь в социальный фетиш, обретает собственную жизнь. Ткань с анималистичным принтом, искусственный симулякр «дикой природы», придает одежде/фетишу еще большую витальность. Впрочем, дикая энергия одежды переходит на тело и становится его прерогативой. Тело вновь оказывается главным источником сексуальности и желания. Перед нами настоящий семиотический шок, обмен ценностями и смыслами между телом и одеждой, размывание границы между живой человеческой кожей и искусственной подделкой под шкуру животного.

Этот шок определяет роль одежды, например изделий с леопардовым или змеиным принтом, как фетиша, воздействующего на тела, облаченные в подобную одежду, главным образом женские. Ношение вещей с анималистичным принтом рождает ассоциации между телом и дикой природой, с присущей ей агрессивностью и чувственностью, олицетворяемыми такими животными, как змея или леопард. Если вещи с анималистичными принтами носит женщина, чьему телу общество приписывает стереотипные физические и чувственные коннотации, взаимопроникновение человеческого и животного еще более усиливается. По сути, женщина-соблазнительница метонимически превращается в змею, чью кожу она носит, притягательную и отталкивающую одновременно. Когда анималистичный стиль проникает в мужскую моду, эффект носит порой гротескный характер, как в случае дрэг-шоу, участники которых по собственной воле присваивают некоторые черты, типичные для традиционного представления о женственности. Однако взаимоперетекание человеческого и животного начал, символизируемое анималистичными принтами, отсылает и к отказу от гендерных стереотипов в пользу более гибкой гибридной идентичности, не ограниченной жесткими рамками пола. Тяготение к подвижности знаков и экспериментам на стыке давно существующих символов и новой эстетики характерно для истории моды. Скажем, эскиз XVIII века, изображающий мужчину в костюме с «зебровыми» полосками, – пример анималистичной мужской моды, предвосхищающий денди. Сейчас, когда мы смотрим на это изображение, оно перекликается и с некоторыми провокационными, нонконформистскими стилями в мужской моде, часто прибегающими к перьям в духе глэм-рока 1970‑х годов и китчу, например нижнему белью с леопардовым принтом.

Поэтому «дикость» зебры или леопарда, которую имитирует анималистичная мода, не следует понимать как состояние этих животных в их естественной среде. Скорее перед нами проекция смыслов с животного на его шкуру, а со шкуры – на тело, облеченное в ее аналог. Натуральный мех – яркий пример животной энергии на службе у человека: тело животного используется, чтобы согреться, а мех редких (и потому ценных) животных – знак роскоши. Вместе с тем искусственные анималистичные принты воспроизводят лишь отдельные характеристики животного – рисунок чешуи, полосы или пятна. Они превращаются в декоративный узор, то есть в способ «писать» на теле. Отличительные черты животного отделяются от его тела, чтобы вновь стать единым целым уже на теле человека: мода вписывает тело в «пространство системы знаков» (Barthes 1991: 38) – она одержима своим семиотическим призванием в отношении тела. Как я упоминала в предыдущей главе, Барт говорил об этой одержимости в эссе, посвященном алфавиту Эрте – буквам в стиле ар-деко, воспроизводящим женские тела, украшенные птичьими перьями. Анималистический дух этого алфавита чрезвычайно интересен, потому что перья здесь уже не часть птичьего оперения, но и не просто декоративные элементы. Они становятся частью буквы, элементами языка. Аналогичным образом, анималистичная мода по-своему использует элементы тел животных, разбивает их, стилизует, копирует и воспроизводит. Они же, в свою очередь, превращают одетое тело в один из знаков воображаемого алфавита. Сами названия животных начинают играть роль характеристик соответствующих принтов: «зебрового», «леопардового», «змеиного». Такое визуальное и языковое освоение природы животных символически указывает на отпечаток, накладываемый ею на человеческое тело посредством одежды.

Модный зоопарк