«Ну и тип! — подумал Алексей Климович, расстегивая воротник: духота в машине, бесконечные толчки, язвительность спутника — все это разом навалилось и, кажется, одолевало юриста. — Считает, если услужил, то я должен терпеть наскоки». И Алексей Климович, стараясь не волноваться, попросил высадить его у развилки.
Как бы не так! Илья-пророк гнал дальше. Раз уж сел — так сиди и помалкивай.
А грузовик с прицепом по-прежнему чадил впереди.
«Наверно, со стороны наш маленький «Запорожец» кажется чем-то вроде рыбы-прилипалы рядом с акулой», — растерянно подумал Алексей Климович, и эта мысль окончательно вернула ему покорность. Он снова ощутил себя маленьким, беззащитным, и неудобство дороги — все эти проклятые ухабы и рытвины — опять отозвалось в его усталом пожилом теле. А тут еще зловещий шлейф…
Он то вытягивался, разрастаясь наподобие огромной цветной капусты, то расползался щупальцами, то смерчем сбивался в плотный кокон, как бы скрывая что-то внутри себя, то вдруг опадал, клочьями лез на стекло и, проникая в кабину, забирался в самые легкие Алексея Климовича.
Наконец машина вползла на холм; Алексей Климович оглянулся и в низине угадал место, где белел памятник военной медсестре Валерии Гнаровской. Здесь она воевала и погибла в 1942 году. «Такая молодая… С гранатой под танк…» И Алексей Климович пожалел одинокую каменную героиню родственной жалостью человека, попавшего в передрягу.
— Так-то, уважаемый страж правосудия, — не отставал Трибоганов, ничуть не заботясь о том, что действует на нервы Алексея Климовича уже одним звуком своего голоса, — если ведете войну, надо и пороха понюхать.
— Войну? — изумился юрист, протестуя против этого слова всем существом мирного штатского человека. — Да не будь телеграммы из совхоза, я бы и с места не двинулся…
— А зря… Чем с Эрой-то Валентиновной зацепки выискивать, лучше проветриться лишний раз, — спокойно отозвался Трибоганов, поворачивая машину и выводя ее к высоким железным воротам, вставшим поперек пути.
Тонкий звук почудился Алексею Климовичу, словно кто-то протяжно застонал. Он глянул вперед и обомлел. За частыми рядами колючей проволоки темнели траншеи, а рядом была земля не земля, поле не поле, а что-то рытое-перерытое, куча на куче, самых невероятных цветов: ядовитых, химических, и все это дымилось, затягивалось клубами, брошенное тлеть под моросящим дождем.
Стекавшие с куч ручьи наполняли лужи, они пузырились, клокотали. Точно подогреваемые изнутри, с хлюпающим звуком отскакивали брызги.
— Выходите! — приказал Трибоганов, выключая мотор. Алексею Климовичу представилось, что его привезли на расправу, что он никогда больше не увидит не только своей внучки, но даже Эры Валентиновны. И ему захотелось бежать. Прочь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих страшных траншей. Он пытался нащупать ручку двери до тех пор, пока Трибоганов не открыл ее снаружи.
— Остров сирен! — провозгласил Илья-пророк. — Как во времена Одиссея. С той разницей, что сюда не то что сирены, ворон костей не заносит. В защитной полосе птицы гнезд не вьют.
Ряд чахлых деревьев прозябал в стороне будто общипанный. Ветер мотал ветки, срывая последние белесые листья. У самых ворот торчал переломленный надвое тополь, зияя рваной разъеденной раной. Скрипя, он как бы силился распрямиться, поднять поверженную вершину, но лишь гнулся ниже. В такт ему отзывались ворота, время от времени издавая тот самый протяжный звук, который показался Алексею Климовичу стоном.
А комбинатский грузовик стоял теперь у дальней траншеи. Рабочие в противогазах, быстрые и сноровистые, подогнали к нему подъемный кран и, цепляя крюком одну посудину за другой, принялись опорожнять их. Белый смерч устремился в сторону полей. И так шквал за шквалом.
Чтобы как-то отвлечься, Трибоганов отступил к машине и включил радио. Потом он частенько вспоминал, что ничего смешнее не слышал за всю свою жизнь.
В этой мертвой зоне, протравленной химией до центра земли, раздалась нежная музыка и тоненький голосок трогательно запел: «Мы на травке с тобою сидели…»
Трибоганов хохотал так, что Алексей Климович на всякий случай отодвинулся от него. Он хохотал дико, громко, задрав голову, и Алексей Климович начал побаиваться, как бы смех этот не перешел в истерику. Но нет, передохнув, Трибоганов спросил:
— А знаете, что у вас под ногами? — И яростно продолжил: — Кладбище! Так-то. Все элементы таблицы Менделеева… — И закричал Алексею Климовичу в самое ухо: — Тантал, рубидий, германий, ниобий… Скандий, который дороже золота! Вот что такое отходы. — Шагнув вперед, он очертил палкой по воздуху круг. — Да что там золото! Триста гектаров земли на выброс. Каково?! Тучного чернозема. Из года в год. А вы «телеграмма»… Одних комиссий здесь перебывало видимо-невидимо. И до чего, умники, договорились! Будто этот дым полезен. Хлор, по их теории, очищает дыхательные пути и дезинфицирует организм. Не удивлюсь, если очередная комиссия объявит комбинат поборником здоровья. А после и штрафы отменит. Кстати, сколько хоть платим?