— Гиперболическая женщина! На очереди трехкомнатная квартира!
— Возьмет двухкомнатную. Свое место в кооперативе я отступлю ленинградке, с которой меняюсь. Она, кстати, у себя тоже состоит в кооперативе.
Деловитость Каролины привела Клавдию Петровну в состояние агрессивной доброжелательности:
— Тогда и она могла бы вам переуступить.
— Посмотрим. Я теперь занята обменом. Миллион вариантов, в голове коловращение, от тока и то меньше трясет!
— Ох, не рассказывайте, прошла через это.
— Самый приемлемый вариант во дворе дома, где живет мой теперешний муж.
— Исключительный! — вразумила Клавдия Петровна.
— Наш покровитель дал указание подыскать вариант, и подыскали.
— Господи, у меня в голове все смещается. Что-то я еще хотела спросить? Ах, да! У вашего теперешнего мужа большая площадь?
— Его подобрал такой маклер, прямо ас.
— Мужа? — поторопилась Клавдия Петровна.
— Да нет, обменный вариант. Девяносто квадратных метров.
Кроме картинки с изображением тигра — она висела на стене, — Клавдии Петровне некому было выразить свое недоумение. Каролина укоризненно пояснила:
— Площадь мужа.
— Теперь поня-а-а-атно, почему вы сказали «мираж», да еще в Сахаре!
В ответе Каролины нельзя было не уловить загадочности:
— Подобный мираж может быть и у вас.
— Ну что вы?!
— Берусь организовать. Главное — не бояться импровизации.
— Мне на знакомство нужна хотя бы неделя, — слабо воспротивилась Клавдия Петровна.
— Берусь устроить.
— Как будто в Ленинграде женихи контейнерами.
— Познакомлю с адмиралом, — настаивала Каролина.
— Ну знаете… Динозавры меня никогда не прельщали.
— В каком смысле?
— Исторического возраста.
— Что вы?! Ваших лет. Разве чуть-чуть постарше.
— Шутите? — насторожилась Клавдия Петровна.
— Нет проблем!
— А что… Я ведь могу примчаться. Может, правда, хватит корпеть. Хочется обеспеченности, беззаботности… И кофе в постель… Чем плохо? Представляете, приносит и говорит: «Арабика», дорогая»…
— Естественно. Вы просто не можете вообразить, сколько мужчин стонут от одиночества. И не какие-нибудь, а серьезные, с положением, знакомые моего мужа.
Раздался телефонный звонок. Вартаховский вздрогнул и, не размыкая глаз, машинально снял отводную трубку. «Клавдия Петровна у главного редактора». И не кто иной, а моя соседка по столу Валя мгновенно погасила телефонный голос о рычаг, как тушат сигарету. Разговор в соседней комнате продолжался. Говорила Каролина:
— Немножко таинственно. Чуть-чуть бредово. Гофманиана. Только у Гофмана советник Креспель — или кто там еще? — а здесь почти прекрасный незнакомец. А произошло все в ленинградском институте. Отредактировала им рукопись. Сырую, путаную, бестолковую, насилу довела до ума! Пропасть замечаний по стилю, отдельные несуразности — и, как всегда, горит. Потому-то меня и послали. Спасай! Сидим с автором, спорим, я настаиваю, а в комнате, кроме нас, еще один человек. Кто — не знаю. И вот, представьте, моего автора потянуло курить… А может, он просто устал, бог его знает. В общем, он говорит: не возражаете, если прервемся? Пожалуйста, сама уморилась. Выходит он в коридор, а незнакомец спрашивает: не пишу ли я книги? Я смутилась: согласитесь, вопрос неожиданный. А он: вы поразительно владеете техническим стилем, еще не видел подобного редактора. И что думаете? Тут же предложил мне отредактировать его рукопись. Прямо с места в карьер. Что могло его так покорить? Он ведь не знал, что я окончила физтех.
— Впервые слышу. — Клавдия Петровна закашлялась, договорила чужим шепотом: — Теперь вас вдвойне уважаю. Я знаю одну, которая закончила ваш институт. Сплошь закомплексована. А вы — образчик женственности и тем не менее сильны в математике.
— Не забывайте, математика женского рода. Так вот, он поделился, что собирается баллотироваться в членкоры, что туда сложно проходить, даже имеет значение, женат ты или нет.
— А, все ясно. — И Клавдия Петровна зашелестела бумагами, словно, докопавшись до сути, решила выдать на свою мысль квитанцию.
— Хотите конфетку? — холодно спросила Каролина, не собираясь так просто отдать своего героя. — Дмитрий Борисович, так зовут незнакомца, тем временем подрулил к подъезду. У него лиловая машина…
— Что за машина?! И не видела на наших улицах такого цвета!
— «Виктор»!
— А, французская.
— …и мы покатили, я думала, сразу по делу, но Дмитрий Борисович предложил сначала пообедать. Галантно, с шиком. Шампиньоны в сметане… Знаете, такие под корочкой, это чудо! Коньяк «Коктебель»…
— Машина французская, коньяк тоже! Может быть, ко всему прочему, он и военный атташе Франции?
— Ну что вы! «Коктебель» — наш коньяк, крымский. Но не уступает «Наполеонам» и «Мартелям». — Каролина щелкнула пальцами. — И еще гениальный балык. Ну а семужку я не брала в рот сто лет!..
В нашей комнате было слышно, как Клавдия Петровна проглотила слюну, и мы понимали ее. Я посмотрела на спящего Вартаховского. Его кадык судорожно сократился, и под закрытыми веками глаза вопрошали: «Лимоном закусить не забыли?» Вероятно, он вернулся к действительности при слове «коньяк».
— А потом? — спросила Клавдия Петровна.