Мода на невинность

– Никак не могу привыкнуть к провинции... – покачала я головой. – Нет, в Москве, в старом центре, тоже есть такие запущенные, безлюдные места – стоит только свернуть с Тверской в какие-нибудь переулки...

– Да... Но все равно здесь все по-другому! – воскликнула Инесса. – Похоже, да не то.

– Само ощущение?

– Да! Там, в Москве, даже в самом распоследнем тупике ты можешь надеяться только на себя, и не потому, что люди другие... Москву надо завоевывать, там ты крепкий орешек, которому предстоят всяческие испытания, а здесь...

– Здесь силы судьбы не так властны над нами?

– Нет, тут что-то другое. – Она покачала головой и сделалась вдруг сразу задумчивой и странной.

– О, у тебя тоже есть свой пунктик, я давно заметила!

– Ты не смейся! – рассердилась она. – У меня такое чувство, будто мы сейчас свернем за угол – и перед нами раскроется какая-то тайна... То есть необязательно, что тайна есть, но предчувствие ее...

– Некая эманация, витающая в воздухе...

– Да, да!

Мы вдруг разом посмотрели друг на друга и рассмеялись громко.

– Что с Молодцовой? – спросила Инесса, глядя на меня уже совершенно другими глазами. – Что-то я ее давно не видела...

– Кажется, с ней все в порядке... я видела ее сегодня утром, когда шла к тебе. Она мыла полы в коридоре и ругала правительство.

– Ругала правительство? Это хороший знак. Значит, она не думает больше о страшной мести...

– Еще как думает! Такие особы, как она, легко не отступаются. Любимый муж ушел к другой женщине, у которой ребенок, ребенок, возможно, от него... страх одиночества, уязвленное самолюбие... более всего – уязвленное самолюбие!

– Да, страшнее этого ничего нет... – важно кивнула Инесса, которая никогда ничем подобным не страдала. – Ай, ты зачем щиплешься?

– А ты будь серьезнее... кстати, наша Клава требовала от меня кое-что. Не умоляла, не просила, а именно требовала.

– Боже...

– Она требовала, чтобы я пошла к разлучнице и произнесла страстный монолог на тему того, что чужих мужей необходимо возвращать. Она уже и речь за меня придумала... Я отказалась.

– Правильно... – рассеянно кивнула Инесса.

Сквозь старые ворота мы вошли в парк.

– Как здесь тихо! – воскликнула Инесса.

– Да, мы будем здесь одни... или у тебя опять какое-нибудь предчувствие?

– Да ну тебя! – в ответ ущипнула меня Инесса, и мы опять расхохотались, как две школьницы на переменке.

– Послушай! – вдруг вспомнила я. – Давно хотела спросить, да все как-то не получалось... Как платье?

– Какое платье?

– То, свадебное... Маша заказала его у Буранова?

Инесса подняла голову кверху, закрыла глаза – солнечные зайчики запрыгали у нее по лицу – и чихнула.

– Будьте здоровы!

– Мерси... Слишком много слов было, – вдруг с какой-то странной интонацией ответила моя спутница. – Слишком много слов и волнений, интриг и ожиданий...

– Ничего не понимаю! Она решила заказать платье в Москве? В Париже?!

– Боюсь, что свадьбы вообще не будет, – покачала головой Инесса.

– Почему? – с огорчением спросила я. В самом деле, все так волновались из-за этого платья...

– Они поссорились. Маша и ее жених, этот... Автандил. Сразу после того показа. Из-за чего? Какая-то мелочь, ерунда... говорят, что Маша его приревновала к кому-то.

– Черт! – рассердилась я. – А что Рафик?

– Рафик лишних двадцать минут пересидел в солярии, нос облез, а так... в общем, ничего. У него теперь новая идея фикс.

– Какая же?

– Он увлекся театральными костюмами. Говорят, осенью в Тишинске будут ставить мюзикл, приехал один известный режиссер, который разочаровался в столичной жизни.

– Как жаль, что я этого не увижу...

Инесса словно споткнулась на ровном месте.

– Что-о?

– Осенью я уеду.

Мы стояли как раз напротив маленького пруда, уже начинающего зарастать ярко-зеленой ряской, на том берегу, над полуразрушенным гротом, сидел старик с удочкой.

– Послушай, здесь есть рыба? – с удивлением спросила я.

– Да... нет... к черту рыбу! Зачем тебе уезжать?

Она выглядела расстроенной. Если б я могла, я бы и сама никогда не расставалась с ней – Инесса была моей лучшей, единственной подругой. Мы сели на поваленное дерево и стали молча смотреть на застоявшуюся поверхность пруда, по которой шустро бегали водомерки.

– Я схожу с ума... – наконец тихо прошептала я. – Зачем делать свидетелями этого тех людей, которых я люблю?

– Нет, ты действительно спятила... То есть тебе гораздо лучше! – тут же горячо воскликнула Инесса. – Разве ты не чувствуешь? Ты уже не плачешь все время, ты смеешься. У тебя есть интерес к жизни... Глупости какие.

– И что, я должна вечно сидеть на теткиной шее, и на твоей в том числе? Нет, я уеду... там мой дом, моя квартира, там я могу запереться и делать что угодно. Здесь Вадим Петрович.

– Так ты же сама говорила, что осенью он уедет! Там ты опять будешь рядом с ним.

– Как ты думаешь... он не выполнит свое обещание?

– Какое... ах, что он наложит на себя руки? Нет, он не сделает этого, он еще тысячу лет будет тебя допекать! Я устрою тебя на работу здесь, Владимир Ильич...

– Ладно, оставим этот разговор...