Мода на невинность

Вадим Петрович во все глаза смотрел на меня, ничего не понимая, но горя только одним желанием – прописать лечение. Эскулаповская привычка.

– Идем... идем домой, – решительно заявил он. – Тебе надо лечь, ты не в себе! Я дам тебе успокоительного...

– Да, да, только еще одну минуту!

В этот момент гроб с телом Инессы опустили в могилу, Борис и Глеб наклонились за землей.

– Я сейчас...

Я снова протиснулась сквозь толпу, подняла лежавший у ног ком влажной черной земли и, не дав ему рассыпаться в ладони, бросила на крышку гроба – он разлетелся в прах на ней, вместе с другой землей. «Никогда не увижу!» – с отчаянием подумала я.

Тети Зины нигде почему-то не было – Вадим Петрович довел меня до дома, уложил в постель, сделал укол.

– Теперь спи, – строго сказал он. – Я никуда не уйду. Я не брошу тебя!

– Что-то странное, – пробормотала я, мучаясь одной мыслью, которая бродила где-то рядом, но решительно не желала проявляться. – Во всем этом есть что-то странное и непонятное...

– Что, где? Нет, Оленька, ты не думай, ты просто...

– Ну да! – Я вдруг подскочила на постели, так что Вадим Петрович едва успел удержать меня. – Его там не было!!!

– Кого?

Но я не успела ему ответить, погружаясь в стремительный сон, напоминающий падение в бездну, – и даже там эта мысль продолжала преследовать меня.

Ника на кладбище не было!

...Проснулась я поздним вечером, когда поминки уже кончились и все гости разошлись. Вадима Петровича рядом не было, зато по комнате бродила тетя Зина, пьяненькая и печальная.

– Ты где была? – с упреком спросила я.

– Нет, это ты где была! Я чуть с ума не сошла, когда...

– А где он?

– Этот-то... я его прогнала! – гордо заявила тетушка. – На поминки мы его не звали, да он особо и не набивался...

– Погоди, погоди... – пробормотала я, опуская босые ноги на пол. – Как же я могла все проспать! Господи, и голова трещит...

– Иди, родители Инессы еще не спят, выпей с ними рюмочку на помин души...

Я с трудом стала одеваться. Странно, но меня совершенно не волновало то, что я позволила Вадиму Петровичу приблизиться к себе, меня волновала та, последняя мысль... Где же был Ник, где он был все это время? Инесса так любила его, она звала его перед смертью! Я распахнула балконную дверь, вдохнула свежего ночного воздуха.

Кто-то брел по темной дороге. Я вздрогнула и узнала Владимира Ильича. Судя по его походке, он был совершенно пьян.

– Бедный, он все никак не может успокоиться!

– Кто там? – подошла ко мне тетя Зина. – Кто там ходит – ты видишь?

– Ведь именно на этом месте... – с мукой пробормотала я. – Это Владимир Ильич.

– Ах, как он любил ее! – с умилением произнесла тетушка, вытирая занавеской глаза. – Даже когда она его бросила – он надеялся, ждал ее, я думаю, он все бы ей простил! Этот приезжий молодой человек, танцор, очень красивый, конечно... я только не понимаю – об этом весь город говорит – неужели он не знал? Словно под землю провалился!

Я поняла, что не одной мне пришла в голову мысль о Нике, – все было странно, очень странно... Конечно, можно понять, что Виргиний теперь и носа из гостиницы не высунет, а что же Ник?

– Может быть, он внезапно и тяжело заболел? – с беспокойством предположила я. – Хотя тогда бы мы точно об этом узнали. Или ему пришлось срочно уехать? Но не предупредив, не попрощавшись...

Мои рассуждения прервал долгий тягостный вой – так кричат волки в пустом зимнем лесу. Мы с тетушкой вздрогнули и схватились за руки. При скудном свете, льющемся из окон нашего дома и злополучного дома напротив, я заметила, что эти звуки издает Владимир Ильич.

– Господи, как он убивается! Пришел на то самое место...

Я подумала о том, что этот концерт, наверное, очень неприятен семейству Аристовых.

– Сволочи! – заорал Владимир Ильич. – Убили ее!

– Это он, наверное, в адрес Потаповых, – предположила тетя Зина. – Люську, конечно, жалко, но...

– А где сам Потапов?

– Ты же видела – забрали его. Сидит. Будет суд. За неумышленное, но... да ты что, даже этого не помнишь?

– Нет, отчего же, помню... – пробормотала я.

– Бедная моя девочка, совсем ты расклеилась, но ничего, завтра утром к нам придет Силохина, специально – ведь Любочка с Валентином тоже не в себе, и мы...

– Сволочи! – заорал Владимир Ильич еще громче. – Как вы можете жить – вы, вы все... Люди! Почему я живу, а она нет?

– Это он глобально протестует, – понимающе вздохнула тетушка. – Протест против смерти как таковой. Вот в последней четверти один мой ученик написал сочинение на тему мортальной психологии...

– Сволочи! – Владимир Ильич рыдал в голос. – Почему все женщины еще живут? Всех отдал бы за нее, за нее одну! Все гадкие, глупые, никчемные, всех отдал бы за нее одну... Одна она, только она была живой, настоящей!

– Я понимаю, что он имеет в виду, – сказала я. – И он абсолютно прав. Инесса была живой и настоящей... но почему была?! Тетушка, мне решительно не нравится мортальная психология!