Модель

И я замолчал, продолжая смотреть ей в глаза.

А она — сделала то же самое.

Разумеется, я мог сказать молодой женщине, приехавшей на учебу в мою столицу из Прибалтики, что быть русским художником, это значит — любить Родину.

Или то, что русский художник — тот, кто воспевает красоты России.

Да мало ли чего я еще мог бы сказать.

И, конечно же, все это было или по крайней мере могло быть правдой.

Только отчего-то мне не хотелось говорить ей то, что она могла и сама услышать по любому из каналов нашего телевидения.

А сказать, что для того, чтобы быть русским художником, нужно, кроме всего прочего, простить Родине все то, что она сделала, — почему-то не моглось.

И не почему-то — тоже.

Я промолчал — оттоптался на самом себе, промаршировал по мыслям, не лязгая подковами в тишине.

Не знаю — как истолковала Элия Вита мое молчание, как не знаю того — как истолковал бы его я сам, но она задала мне еще один вопрос:

— Я приехала с Запада, а вы, россияне, не любите Запад.

Почему? — Она произносила слово «Запад» — так явно с большой буквы, что можно было подумать, что некий мифический Запад — какое-то единое существо с ногами и руками, а главное — с какой-то одной головой.

Хотя я понял, о чем говорит Элия.

Но в ответ я вновь промолчал, потому что понимал, что никакой Запад не нанес моей Родине столько вреда, сколько нанесла России ее собственная власть.

И никакая российская власть не принесла России столько пользы, сколько принес ей Запад.

У России нет врагов.

Кроме самой России.

И это — самая большая боль для всех, кто Россию любит.

И еще я понимал, что мы страна, еще не научившаяся любить и уважать себя, хотя уже нашедшая кого ей ненавидеть и кого винить в своих бедах — но и по этой теме я промолчал тоже.

— Скажи, Петр, а ты — патриот? — Элия произнесла свой вопрос без вызова, скорее с любопытством; и, перед тем как ответить ей, мне пришлось вспомнить разговор, который произошел у меня с одним советником депутата какого-то, наверное, такого же, как и его советник…

…Советник, явно привыкший к тому, что его почтительно слушают, а может, просто не обращающий внимания на то, что его не слушает никто и почти никогда, уверенно сказал мне:

— Вы — русский художник, а значит, вы — патриот.

А значит, вы должны быть с нами — патриотами!

Вообще-то, меня тошнит от патриотической болтовни, и я просто спросил:

— А почему вы думаете, что патриот обязательно должен быть патриотом?

По своей инициативе я патриотам никаких вопросов не задаю.

Хотя один весьма интересующий меня вопрос у меня к патриотам есть:

— Что же они все-таки больше любят: грязь на улицах наших городов или наглость коррумпированных чиновников?

И однажды даже задал это вопрос какому-то чиновнику — сделав это, разумеется, зря, потому что чиновник пустился в рассуждения об истории.

Наверное, он думал, что патриотом человека делает вчерашний, а не сегодняшний день…

Но главное, что мешает мне всерьез относиться к патриотам, это то, что я, даже прожив некороткую жизнь, не знаю — что все-таки или на самом деле важнее: любовь к Родине или любовь к истине…

…Я встречал людей, говорящих, что наша Родина, Россия — самая лучшая страна в мире.

И никогда не спорил с ними.

Не потому, что, по-моему, Россия страна неудавшаяся.

Надеюсь — только пока.

Просто мне кажется, что тому, кто говорит, что Россия лучшая в мире страна, просто все равно — какая она на самом деле.

Может, у таких людей просто нет Родины?..

…Я молчал, потому что не мог в двух словах объяснить своей гостье, что для меня патриотизм не в тех, кто восхищается тем, что на Родине что-то хорошо.

Для меня настоящий патриот тот, кто ненавидит то, что на Родине плохо…

— … Ты — молчишь.

Это — честно, — прошептала Элия Вига, видя мое молчание, и я, хотя и услышал ее шепот, опять промолчал.

Потому что не мог найти слова, которыми сумел бы объяснить своей гостье, что честность и правда — иногда очень разные вещи.

— Я сейчас живу с папой; и мой папа называет себя патриотом, — Элия говорила не оценочно, а рассказывающее; и я улыбнулся ей в ответ, уверенный в том, что мои слова не обидят ни ее саму, ни ее папу:

— Возможно, это неплохо, но — утомительно.

— Мне кажется, что моего папу любовь к Родине никогда не утомляла.

— Я говорю не о твоем папе, а — вообще.

— По-твоему, любить Родину — для человека утомительно вообще? — Элия явно не понимала, о чем я говорю, и мне пришлось пояснить свою мысль.

— А я и не говорил, что это утомительно для человека.

— А — для кого?

— Для Родины.

— Почему?

— Потому что Родине приходится терпеть целую ораву любителей.

— И что же, Петр, по-твоему, любители Родине не нужны?

— Мне кажется, что Родине куда нужнее профессионалы…

…По-моему, право любить Родину, как, кстати, и любить женщину, нужно заслужить.

Если Родину любят все подряд — это не Родина, а девка на площади рядом с рынком…

— …А мне казалось, что в России сейчас очень выгодно быть патриотом?

Все так и рвутся в патриоты.

— Нет, Элия.

Не все.

— Почему?

— Потому что если патриотом быть выгодно, значит, им называет себя тот, кто может Родину продать.