Модель для сборки 20 лет: Юбилейная книга

И мышь кинулась. Но не к уличной двери, как все ждали, а к ватаге парней. Расстояние в три метра она преодолела за полсекунды. И скакнула – метра на полтора в высоту, явно метя в Серегины пальцы. Она точно вцепилась бы в них зубами, если бы не реакция Ивана: нунчаки, сработанные из черенка лопаты, с гудением рассекли воздух и смачно сшибли взбесившуюся мышь, вышвырнув ее точно в приоткрытую дверь.

Иван потом целых два дня гордился этим точным ударом, не признаваясь, что всё, в общем-то, у него получилось случайно.

А Димка Юреев, мимо которого пролетела мышь, потом весь вечер клялся, что нунчаки ее не убили, что она была живая и в полете крутила хвостом, башкой и дергала лапами.

Ему, конечно же, не верили.

Целых два дня.

Дожди не прекращались; небо лишь изредка прояснялось, но даже тогда по нему, источая морось, ползли обрывки низких серых туч, похожие на пласты разбухшей гнилой мешковины. Работа на поле превратилась в сущее мучение. Копать картошку вилами умели немногие, так что к концу первого дня практически у всех ладони были стерты до кровавых мозолей. Бородатый доцент Борисыч, глядя на муки подопечных, сам предложил сократить рабочий день до пяти часов, а обеденное время увеличить на два часа. Установленные бригадиром нормы, конечно же, никто не выполнял. Да он, судя по всему, на это и не рассчитывал – техника в поле не шла, так что Петрович был благодарен студентам и за ту малость, что они успевали сделать. Впрочем, все благодарности суровый бригадир держал при себе и, заглядывая в стоящую на краю поля полупустую телегу, каждый раз журил доцента Борисыча и Димку Юреева за срыв всех возможных сроков и обязательств.

В четверг утром бригадир на поле не появился, и потому, когда вечером на тропке, идущей от деревни к полю, замаячила сутуловатая фигура, все решили, что это идет к ним изменивший своим обычным привычкам Петрович. Дождь как раз стих, и собравшиеся у телеги парни пытались развести небольшой костерок, чтобы у огня высмолить по сигаретке, чуть обсушиться, набрать картошки на завтрашний обед и наконец-то отправиться в барак. Неожиданное появление бригадира могло порушить все их планы; неудивительно, что они напряглись, когда заметили направляющегося к ним человека. И немного расслабились, разглядев, что это не Петрович, а кто-то другой.

– Доброго здоровьица, – издалека приветствовал их гость.

Ему ответили нестройно, осторожно.

Бородатый доцент Борисыч выбрался из-под телеги, отряхивая с колен и бедер соломенную труху. На всякий случай развернул тетрадку, в которой вел учет собранной картошки.

– Здравствуйте.

– Зябко нынче, – сказал гость и присел на корточки перед сложенным костерком, от которого кроме едкого дыма проку пока не было. – В такую погоду добрый хозяин пса из дома не выгонит… – Он аккуратно разворошил прутья, чуть приподнял их, сунул в угольки свернутый кульком обрывок газеты, откинул в сторону мокрые сучки, поправил локон бересты, прикрыл заскорузлыми ладонями поднимающийся огонек. Сказал задумчиво, важно:

– А с другой стороны, урожай тоже как-то убирать нужно.

– Вы, извините, кто? – спросил, немного смущаясь, доцент Борисыч.

– Степан Михайлович я. Живу тут.

– «Тут» – это в Росцыно?

– Ну да… На краю…

Костер разгорелся, и Степан Михайлович, улыбнувшись, выпрямился и убрал из огня ладони.

– Я к вам, ребятки, по делу зашел, – сказал он, присаживаясь на перевернутое ведро и подобранной щепкой сковыривая с сапог налипшую грязь. – Я тут, как бы, за порядком слежу. И у меня тут, как бы, пара вопросов к вам есть…

На студентов он не смотрел, а вот они во все глаза на него пялились, очень уж колоритен был гость. Седой, морщинистый лицом, неопрятной сизой щетиной заросший – на вид ему можно было дать лет семьдесят, но держался он как пятидесятилетний здоровый мужик – не сутулился, по-стариковски мелко не суетился, губами не шамкал; чувствовалось, что и в руках у него сила есть, и с головой всё в порядке. Возможно, был он когда-то военным – слышалось нечто такое в его манере говорить, да и кутался он не в фуфайку какую-нибудь, а в потертый армейский плащ.

– Вы, ребятки, небось, по грибы ходите, – продолжал Степан Михайлович, будто бы сам с собой разговаривая. – Девчонок, чай, по округе гуляете. В деревни соседние короткими дорогами бегаете. Может, на рыбалку кто, было дело, надумал, у нас тут речки небольшие, но все с рыбой.

Он не спрашивал, он утверждал. Спорить с ним никто не собирался, так что все молчали, ждали, что будет дальше.

– И хочу я у вас поинтересоваться вот чего… – Степан Михайлович дочистил сапоги, бросил щепку в огонь и только теперь внимательно заглянул в лица собравшихся полукругом студентов. – Не видали ли вы где скотины дохлой? Тут случай такой: один дурачок из соседнего совхоза приворотил к нам прицеп со скотом и вывалил, сам уже не помнит где. Пьяный же, да и ночью дело было – кто б ему днем-то разрешил? А? Не встречали?

– Нет, – сказал доцент Борисыч. – Скотины не видали.

– Не видали, – торопливо подтвердил Димка Юреев.