Модель XXX

Но вот в какой-то момент я без тени сомнений беру телефон и сразу нескольким девушкам (бывает по-разному, от двух-трёх до пары десятков) пишу смс:

– Привет. Как дела?

Спустя некоторое время кто-то из них отвечает, либо по наивности, либо потому что ещё мало меня знает.

– Приезжай в гости! – пишу тогда я.

Тут, как правило, всем всё становится понятно, я получаю отказ, и беседа прерывается. Но бывает, что кто-нибудь, чисто из любопытства всё-таки спросит:

– Зачем?

И тут я пишу то, что, как сам прекрасно знаю, писать ни в коем случае нельзя:

– Как зачем? Будем трахаться.

На этом всё. Но я не успокаиваюсь. Потому что начинаю недоумевать: а что такого? Я же правду сказал! В чём дело? Обязательно надо лицемерить? И в гневе продолжаю писать:

– Давай! Быстро приезжай! Я тебя оттрахаю! Вот увидишь, как я тебя оттрахаю! Это будет супержёстко!

Самое удивительное, что иногда (очень редко) кто-то приезжает. Меня это настолько поражает, что я не знаю, как себя тогда вести. И напиваюсь окончательно. А когда доходит до дела, то у меня ничего уже не получается, потому что я не то что сексом заниматься, говорить уже не могу.

– Ну? – помню, спросила меня одна девушка. – А как же твои угрозы?

Я пробормотал что-то уклончивое, поднёс стакан ко рту и промахнулся. Она вызвала такси и уехала.

***

Когда выпиваешь в день по восемь-десять бутылок пива, вырабатывается условный рефлекс. Я очень ловко снимаю зажигалкой крышку и отпиваю, не думая о том, что делаю. Это происходит автоматически. Даже расстояние от горлышка до моего рта я определяю бессознательно.

Из-за этого случаются недоразумения. Сегодня, например, не было моего любимого («Жигули» – дешево и сердито) в бутылках, но было в банках. Что же, я не люблю в банках. Во-первых, мне кажется, что у баночного пива появляется привкус жести. Во-вторых, если в банке дохлая мышь, то про неё не узнаешь, пока она не ткнётся носом тебе в язык.

Тем не менее, делать нечего и я взял в банках. Вышел из магазинчика, встал за мусорным баком, сорвал язычок и приложился. Вот тут-то меня мои рефлексы и подвели. Дело в том, что банка короче бутылки, и я не донёс её до рта ровно на длину горлышка. Пиво полилось мне на грудь и штаны.

– Твою мать! – закричал я, отпрыгивая. Но было поздно. Я опять выглядел так, как будто обоссался, но очень замысловато. Хуже всего то, что я был в голубых джинсах.

Я помчался в институт, к счастью, двор пустовал. Я взлетел к себе.

– Ой, – сказала Анечка. – Иван Алексеевич, вы опять?

– Что значит опять?! – закричал я. – Ты на что намекаешь? Я пивом облился! Промахнулся мимо рта.

Она не поверила. Я не стал спорить. Сел в кабинете и стал ждать, когда тепло моего тела высушит одежду.

***

В институте у меня есть хорошая знакомая, заведующая кафедрой культурологии. Мы с ней часто разговариваем. Точнее, она со мной разговаривает, а я быстро теряю нить и думаю о чём-то своём, только повторяя время от времени:

– Ааа, да, ммм…

Она из тех, кто любит много и долго говорить бессмысленные вещи.

Так вот, как-то я захожу в кабинет, а там она, рыдает.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Я больше не могу! Студенты такие тупые!

– Да ну, – говорю я, – я их знаю, вроде нормальные.

– Нет-нет, они совсем не понимают Аристотеля!

А Аристотеля она любила страстно и грезила о нём наяву.

– Слушай, а может просто не надо им про Аристотеля?

– Ты что! – подскочила она. – Как можно жить и не знать Аристотеля? В чём смысл тогда?

***

Самое тяжкое – проводить занятия с похмелья утром. Если накануне засиделся на работе допоздна, беседовал с коллегами, и может быть даже оказался в баре или ночном клубе, то с утра невыносимо трудно.

У меня есть принципы. Например, я всегда прихожу на работу к девяти утра. Как бы плохо мне не было.

Сегодня у меня лекция и семинар. С утра я не побрился, лицо у меня помятое. Я стою перед ними у доски и с тоской смотрю в окно. Внутри такое ощущение, как будто я падаю в пропасть. На сердце тяжесть.

Я начинаю рассказывать что-то из этики. Я уже столько раз это рассказывал, что мой организм против. Мне становится дурно, не только из-за похмелья, но и потому что я вынужден из года в год повторять одно и то же. Вроде бы я говорю разными словами, стараюсь приводить разные примеры, но суть одна и та же. Хотя бывает и хуже. Один мой знакомый читает лекции по логике. Там есть масса обязательных элементов, которые нужно повторять каждый раз практически точь в точь. Например, про таблицы истинности.

– О, эти таблицы истинности! – кричит он, потрясая руками. – Это же гребанный ад! Как можно рассказывать эту херню на полном серьёзе? Зачем они нужны?

Правда, знаю я и другого преподавателя, который много лет говорит одно и то же почти слово в слово, и ничего, не грустит. Я ему завидую даже. Это человек, который умеет делать своё дело. А я нет. У меня от этики уже сводит челюсти и обильно выделяется слюна. Мой рот не хочет говорить про добро и зло, он против.