Модельное поведение

— У нас тут с Коннором небольшое семейное совещание. А ты можешь выпить с нами чашку чая.

Я гневно глянул в сторону Брук, но она не захотела встретиться со мной глазами.

— Я не хотел вам помешать…

— Ничего-ничего. Все в порядке.

Я чувствовал, что псих-доктор маячит где-то за моей спиной, опасаясь войти в комнату, стыдливо переминается в прихожей, пока Брук грохочет на кухне. Я могу себе представить, как он раскачивается из стороны в сторону, голова глубоко утоплена в плечи, волосы падают на лоб. Меня почему-то раздражает его застенчивость, хотя я и не так уж крут, чтобы начать его третировать. Может, это отражение своей застенчивости я вижу на его лице, оттого и недолюбливаю и не могу от встречи к встрече запомнить его черт.

И все же, определенно, он стоит в своих штанах цвета хаки и анораке именно так, как я себе и представлял. Теперь я вспомнил, как он выглядит. Эта его чуть наклоненная вперед осанка, его выпученные глаза и римский нос — он напоминает грифа на ветке.

— Присаживайся, — предлагаю я, будто хозяин. Или врач.

Он кивает и осторожно проходит в комнату, изучая скудную обстановку.

— Как продвигается, э-э-э, писательство? — спрашивает.

— Не знаю, тебе следует задать этот вопрос писателям.

Он все больше раздражает меня. Я смутно догадываюсь, что Даг вряд ли подозревает, как я ненавижу то, чем зарабатываю на жизнь, и ненавижу себя за то, что делаю со своей жизнью. А он только что вернулся со своей шестнадцатичасовой смены, во время которой штопал пулевые ранения и воскрешал задыхающихся сердечников. Я знаю, что веду себя по-детски, — проницательная догадка, которая заставляет меня быть противным самому себе. Очень трудно понять, как себя следует вести. Все эти золотые правила и категорические императивы. И естественно, есть правило, которое гласит: «Веди себя с другими так, как будто они без пяти минут знаменитости».

Визит врача

Брук внесла чашку без ручки, которую Даг принял с благодарностью и сжимал страстно (как будто в ней заключался ответ на извечный вопрос, что же ему делать со своими руками в отсутствие скальпеля и зажимов), но только до тех пор, пока не обнаружил, насколько она горяча. Тогда он начал неистовые поиски нейтральной поверхности, на которую можно было бы поставить чашку.

— Но ты ведь все еще работаешь, э-э-э, для журнала, разве нет? — продолжал он упорствовать, дуя на свои обожженные пальцы.

— Немного.

— Как прошел твой день, Даг? — защебетала Брук.

Я не мог поверить, что она настолько воспряла духом из-за присутствия этого вялого субъекта.

— Неплохо.

По счастью, он не стал вдаваться в подробности, прерванный писком пейджера.

— Ты можешь позвонить из спальни, — сказала Брук и зашипела на меня, когда он исчез: — Не мог бы ты хоть раз попытаться не быть таким засранцем, хотя бы ради меня!

Меня как обожгло. Я — засранец? Я тут же напомнил, что вообще-то она собиралась избавиться от него.

Возник Даг и объявил, что его требуют в больницу. Кто-то при смерти. Он даже вроде бы оживился оттого, что оказался кому-то нужен, или оттого, что возвращался туда, где комфортно себя чувствовал. Я-то уж точно обрадовался такому исходу. Он притормозил еще ровно на столько времени, сколько нужно было, чтобы облиться чаем. Брук вытерла его и поцеловала у двери.

— Я не понимаю, что ты нашла в этом мужлане.

— Он милый, и добрый, и порядочный, то есть обладает тремя качествами, которые никто не приписал бы тебе. У меня был чертовски трудный год, и я очень признательна Дату за его заботу.

— У него отсутствует индивидуальность.

— Что у него отсутствует на самом деле, так это осанка.

Я не выношу, когда Брук сердится на меня. Мы очень редко расходимся в наших мнениях, поэтому я был подавлен собственной ограниченностью и неспособностью оценить добродетельного доктора Халливелла по достоинству. Но я видел, как она разозлилась, и, чтобы привести ее в чувства, извинился. Я даже не стал имитировать, как смешно он сопит вместо того, чтобы просто дышать, зная, что ее не заинтересуют мои наблюдения, а он все равно не сможет исправиться.

Притча

Позже, сидя на кровати, Брук гладила брата по волосам и вспоминала очередную историю из их детства. Историю об ирландском терьере и пятнистой кошке.

— Помнишь старого Ружа? Как мы не могли заставить его есть собачью еду. Он ненавидел ее, переворачивал свою миску и раскидывал все по полу. Но стоило только положить кошачий корм для Клио в его миску, как он сходил с ума, лаял, рычал и нарезал вокруг круги, пока она ела свой корм. А затем кидался к миске и жадно поглощал все, что там оставалось.

Коннор слишком хорошо знал свою сестру, чтобы не уловить, к чему она клонит, но сейчас он был слишком несчастлив, чтобы полемизировать.

— Ты провел с ней три года и все это время даже не пытался продемонстрировать ей свою любовь. А теперь, когда кто-то сунул нос в твою миску, ты начал лаять. Я не хочу так говорить. Но это типично мужская фигня. Вы, парни, думаете, что вам нужны девственницы, но я уверена, что на самом-то деле вам больше всего хочется засунуть свои письки туда, где уже побывали другие.