Централизованного налогообложения не имелось, и отдельные штаты не стремились предоставлять это право какой бы то ни было верховной власти. Поначалу они собирались вести войну в складчину, но не справились со своими обязательствами, поскольку не готовы были повышать налоги. Какие-то суммы, правда, удалось позаимствовать, а какие-то — выручить от продажи земель лоялистов (т.е. тех, кто оставался лоялен британской короне). Но все равно основная нагрузка пришлась на печатание бумажек — так называемых континентальных долларов, запущенных в оборот с 1775 г. Более того, помимо центра отдельные штаты вскоре также приналегли на эмиссию, что окончательно развалило денежную систему.
В народе появилась поговорка: «Не стоит и континентального доллара», соответствующая нашей русской: «Не стоит и ломаного гроша». За шесть лет такого денежного обращения 100 долларов превратились по рыночному курсу в 70 центов серебром. В мае 1781 г. континентальные доллары вышли из оборота, но новые бумажные купюры обесценились точно так же. А когда в 1782 г. прекратились выплаты процентов по облигациям государственного займа, они фактически тоже превратились в обычные, ничем не обеспеченные бумажки. В целом денежная масса возросла по сравнению с довоенным периодом в 20 раз.
Когда на обесценивающиеся деньги ничего нельзя купить, появляется желание вводить фиксированные цены, запрещать экспорт продукции и т.д. Америка прошла через все это, но такого рода попытки лишь усугубляли положение. «Наши соотечественники щедро наделены глупостью ослов и вялостью овец», — заметил как-то раз «друг народа» Александр Гамильтон.
Заметил он это не случайно, поскольку активно размышлял над создавшимся положением и приходил к выводу о том, что при такой демократии страну ожидает нищета. Сохранение самостоятельности штатов в вопросах денежной эмиссии и отсутствие у центра прав на взимание налогов порождают в экономике хаос. А, кроме того, отдельные штаты даже облагают товары соседей пошлинами, что подрывает конкурентоспособность. Глядя на все это, Гамильтон сформировался как убежденный федералист, стремящийся наделить центр максимально возможной властью. Шаткой конфедерации штатов он абсолютно не принимал.
И еще один важный момент отличал его от многих других деятелей революции. В ходе предстоящих реформ никак нельзя было ущемлять богатую, предприимчивую часть общества, поскольку именно с ней Гамильтон связывал будущий успех американской экономики.
Таким образом, на повестке дня стояла сложнейшая задача. Американскому реформатору в отличие, скажем, от француза Тюрго предстояло не ограничивать деятельность государства в экономике, а фактически создавать это самое государство с нуля, поскольку без правильно организованной денежной эмиссии и эффективно функционирующей налоговой системы никакое хозяйство (по крайней мере, со времен промышленной революции XVIII столетия) развиваться не может.
«Великий человек, но не великий американец»
Столь парадоксальным образом охарактеризовал Гамильтона более чем через сто лет после его смерти президент Вудро Вильсон. И вправду Гамильтон всеми силами боролся за то, что считал важным для государства, в значительной мере пренебрегая при этом демократическими началами, столь близкими сердцу американских отцов-основателей.
Армию он покинул прямо-таки курьезным образом. Как-то раз главнокомандующий ждал своего адъютанта. А тот в это время трепался с приятелем — маркизом Лафайетом. Когда Гамильтон все же добрался до кабинета Вашингтона, тот сделал ему замечание. На что сразу последовало прошение об отставке. На «гражданке» отставник занялся юридической практикой. Но не испортил при этом отношений со своим бывшим шефом.
А вот с гражданскими лицами — постепенно испортил. Гамильтон предлагал ограничивать демократию всеми возможными способами. Он не был монархистом, как порой про него говорили, но с большой симпатией смотрел на британскую систему власти, где чернь не имела возможности влиять на принятие решений. Механизм больших имущественных цензов и ступенчатость выборов президента, а также сената должны были, с его точки зрения, сконцентрировать демократическую власть в руках одной лишь ответственной части общества.
Другие отцы-основатели американского государства смотрели на демократию с гораздо большей симпатией. Поэтому они (особенно Джефферсон) по сей день являются символами этой страны, столь любящей акцентировать внимание на мифологических сюжетах своего прошлого. Из Гамильтона правильный отец-основатель не вышел. Зато вышел отец доллара. Это свое любимое дитя он холил, лелеял, оберегал от всяческих покушений со стороны и усиленно подкармливал ради быстрого роста.