Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Рузвельт смог это сделать, пожалуй, не столько потому, что видел в этом выгоду для своей страны, и даже не столько потому, что думал о судьбах демократии, сколько благодаря своей старой тяге к участию в европейских делах. Война дала ему повод заварить ту кашу, которую он с детства мечтал попробовать, и повод этот был использован на все сто.

Уже в конце 30-х гг. он постоянно давил на конгресс, добиваясь ассигнований, с помощью которых началось быстрое перевооружение примитивной американской армии. Германия наступала на Западе 136 дивизиями, в США их было всего пять. Как говорил Дин Ачесон: «Бог хранит пьяниц, детей и Соединенные Штаты».

Поначалу Рузвельт вынужден был провозгласить нейтралитет, но убеждал влиятельные круги страны в том, что перестройка экономики на военный лад принесет процветание благодаря заказам Англии и Франции. Вскоре, однако, Франция как независимая держава накрылась, а у англичан кончились деньги.

Рузвельту удалось провести закон о ленд-лизе, с помощью которого европейцы начали воевать с Гитлером уже на американские средства, но вообще-то активное вмешательство в конфликт 70% американцев не поддерживали. Президент выступал по радио, убеждал, приобретал сторонников. Но даже после того, как немецкая подводная лодка потопила американское судно, предпочел ограничиться лишь словесным протестом.

Помог Пёрл-Харбор. Рузвельт с американской армией так же бездарно прозевали внезапную атаку японцев, как Сталин с советской армией — удар немцев. Воевать США не умели и поплатились за это десятками тысяч жизней, потерянных в один лишь день. Но в политике Рузвельт мог дать сто очков вперед и Гитлеру, и окружению императора Хирохито. Война была объявлена, и тут же в конгресс отправился проект самого большого в мировой истории оборонного бюджета.

С этого момента победа становилась делом техники. С экономической мощью США не мог поспорить никто в мире. Немцы и японцы продолжали бить как англичан, так и американцев, но это была уже пиррова победа. При всем искусстве немецких подводников и японских летчиков они могли уничтожить лишь небольшую долю американской военной техники, регулярно воссоздаваемой лучшей в мире промышленностью. На месте одной отрубленной головы у западной демократии тут же вырастало две. К концу войны американцы в каждом сражении имели многократное превосходство в силах и средствах.

Наступило время, когда Рузвельт буквально расцвел. Он не только был триумфатором. Он занимался именно тем делом, к которому готовил себя всю жизнь, — перекраивал мир на американский лад. Для этого были хороши все средства, и коли уж сотни тысяч американцев отдавали жизни ради торжества новой геополитики, считаться с другими народами тем более не имело смысла. Никаких идейных и моральных принципов не существовало… кроме одного — национальных интересов США.

В Тегеране Рузвельт задался целью приручить Сталина и ради этого начал беззастенчиво манипулировать Черчиллем, доводя порой несчастного английского романтика, искренне ненавидевшего коммунизм, чуть ли не до слез.

Но что там Черчилль! Рузвельт уже готовился к тому, чтобы манипулировать всем послевоенным миром. В его голове старые государства аннулировались, новые создавались.

Германия разделялась на несколько малых государств так, как будто бы единая страна была порождением Гитлера, а не следствием объективных интеграционных процессов, завершившихся еще в XIX веке. Восточная Пруссия отходила к Польше. Прибалтика при этом охотно оставлялась Сталину, благо СССР занимал важное место в планах послевоенного устройства мира. Но главным порождением рузвельтовского геополитического гения оказалось никогда в истории не существовавшее государство Валлония, которое должно было стать буфером между Германией и Францией, причем по большей части за счет территорий, принадлежавших не первой, а второй. Неудивительно, что крутой генерал Шарль де Голль порядком недолюбливал как этого заокеанского умника, так в общем-то и саму его державу.

Контроль за послевоенным миром отводился по Рузвельту четырем «полицейским» — США, СССР, Великобритании и Китаю. На демократию во вверенных полицейскому присмотру государствах особых надежд не возлагалось: стал агрессором — тебя сразу бомбой по кумполу. Хиросима и Нагасаки случились уже при Трумэне, но подготовлены они были именно Рузвельтом.

И еще три важнейших события, завершивших становление нового мира, произошло после его смерти: создание НАТО, в котором европейские армии были фактически поставлены под американское руководство; план Маршалла, представлявший собой восстановление Старого Света на деньги Нового; Суэцкий кризис, когда Великобритания и Франция впервые послушно развернули на 180 градусов свою внешнюю политику после того, как Вашингтон всего лишь погрозил пальцем.