Читаем Модницы полностью

Стены в кабинете Джейн, как в какой-нибудь пиццерии, покрыты фотографиями знаменитостей, которым случалось сюда забредать. Куда ни посмотри, везде Джейн и Брэд, Джейн и Мерил, Джейн и Джулия. Обнимая за плечи какую-нибудь знаменитость с улыбкой типа «мы друзья», она выглядит точно как знаменитый Рэй в своем увешанном фотографиями кафе, только без белого фартука в пятнах томатной пасты.

Эти фотографии меня чем-то смущают, и я всегда отвожу глаза, когда попадаю в ее кабинет. Стараюсь не отводить взгляда от окна, от огней «Радио-сити мюзик-холла» — подальше от неприкрытых жгучих амбиций, украшающих стены. Джейн напоминает тех актеров-подменышей в телесериалах, которые заявляются в один прекрасный день, делая вид, что они давно в игре и тесно связаны с основными персонажами. Она амбициозная выскочка, которая хочет быть одной из светских особ, хочет, чтобы светская хроника описывала каждый ее шаг. Она мечтает, чтобы ей приходилось прятаться от папарацци.

— Ну что тут еще! — сердито говорит она, когда я захожу.

Еще нет половины двенадцатого, но Джейн уже не в духе. День ее начался с телефонного звонка от Маргерит, что частная «Сессна», на которой она летит из Бангора, слегка задерживается. У принца Ренье Монакского важная встреча в Вашингтоне, и его надо было высадить первым. Маргерит оставалось только склонить голову перед королевской особой, но она обещала быть в офисе не позже полудня. Такая новость не могла не испортить Джейн все утро. Самодовольное удовлетворение, которое грело ее все выходные, испарилось, на смену ему пришло бешенство. Джейн терпеть не может, когда кто-нибудь не дает ей испортить чужую жизнь.

— Ну чего тебе? — бесится она, стремясь сорвать злобу на любом, кто подвернется под руку.

— У меня заголовки для ноябрьского номера, — говорю я, хотя она прекрасно знает, зачем я здесь. Джейн никогда никого не принимает без предварительного выяснения и одобрения цели.

— Ладно, ладно, давай их сюда. — Она машет ручкой в воздухе словно безумный рисовальщик.

Я крепче сжимаю папку и подхожу к столу. Ладони у меня слегка вспотели, а сердце стучит слишком быстро. Вот оно. Джейн в бешенстве из-за мэнских выходных Маргерит, и лучшего момента быть не может.

У меня несколько папок, будто я только что пришла с одного совещания и собираюсь на другое. Я кладу их все ей на стол и открываю верхнюю.

— Вот они, — говорю я напряженно. Я не беспокоюсь, что Джейн что-то заметит. Она не обращает внимания на других людей. Я откашливаюсь и повторяю. — Вот они. На этой странице.

Джейн берет листок. Она будет изображать, что внимательно читает их и обдумывает каждый заголовок, но это все притворство. В ее безразличную голову не проникнет ни слова, и через пару недель она вызовет меня к себе и отчитает за то, что я не показала ей заголовки. Идиотский метод работы, и я надеюсь, что при Маргерит мы от него избавимся.

Еще несколько раз буркнув, она кивает, отсылая меня прочь. Я беру папки, но делаю это неловко, и содержимое нижней папки рассыпается по столу Джейн.

Джейн раздраженно фыркает.

— Какая ты неуклюжая, — говорит она.

— Прошу прощения, — отвечаю я, собирая бумаги. Докладную записку для Маргерит оставляю напоследок. Она прямо под носом у Джейн, и рано или поздно ее глаза должны попасть на имя врагини. Я двигаюсь медленно, чтобы она успела проглотить наживку времени.

— Что это? — спрашивает она наконец.

— Докладная записка.

— Не будь дурой. Это я и так вижу — здесь наверху крупными буквами написано «Докладная записка», — Она надевает очки и быстро просматривает ее, — Что это за выставка «Позолоченная лилия»?

— Да ничего особенного, — говорю я уклончиво, — просто Маргерит просила меня про нее выяснить.

Джейн кивает и складывает губы трубочкой.

— Почему?

— Что почему?

— Почему она попросила тебя про нее выяснить?

— Это вам надо у нее спросить, — говорю я, надеясь, что Джейн не сделает ничего подобного.

— А я спрашиваю тебя. Зачем Маргерит эта выставка?

— He знаю. Кажется, она что-то говорила насчет того, что «Моднице» стоит поддерживать такие вещи, — говорю я неуверенно. — Она думает, наше имя нужно больше раскручивать.

— Правда?

— Да, кажется, она сказала, что, когда знаменитость позирует для снимка, наше имя должно быть за нею.

— Так и сказала?

— Она сказала, что это поднимет продажи и произведет впечатление на издателя.

— Вот как, она пытается произвести впечатление на издателя? — вкрадчиво говорит Джейн.

— Не знаю, — говорю я, внимательно за ней наблюдая. Видно, как ворочаются колесики у нее в голове, понятно, о чем она думает. После пяти лет совместной работы она почти кажется мне открытой книгой.

— Все, Виг. Брысь, — говорит она, заканчивая разговор. Когда я не ухожу, она смотрит на меня с раздражением. — Ну что такое?

— Докладная записка. — Я протягиваю руку.

Судя по всему, отдавать ее она не собирается.

— Дурацкий обходной маневр, — говорит Джейн, комкает докладную записку, бросает в корзину и делает вид, что берется за лежащую перед ней работу.

Я выхожу из кабинета. Вторая стадия закончена.

<p><emphasis>Идея укореняется</emphasis></p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Пять звезд

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза