Читаем Модницы полностью

За сегодняшний день я уже несколько раз слышала историю про «По», хотя для папы у нее самая короткая версия. Эллисон не рассказывает ни что ела (салат из тертого огурца, равиоли с грибами шитаке, лососину, тушеную баранину, набор сыров и горячий шоколадный торт с коричным мороженым), ни историю ресторана (раньше им владел телеповар Марио Батали, который теперь владеет рестораном через улицу от ее квартиры. Нет, не очень хороший. Они всюду кладут улиток). Эллисон никогда не затягивает телефонные разговоры с отцом, она просто излагает ему факты. Их отношения поверхностны и обрывисты, просто им кажется, что это их долг по отношению к покойной матери Эллисон.

— Конечно, я пишу письмо владельцу, — уверяет она отца. Написание писем очень важно для Харперов. Сочиняет ли Эллисон эти послания на самом деле и рассылает ли она их, я не знаю, но обсуждает в подробностях. — Я пошлю копии в Бюро контроля за бизнесом и в журнал «Нью-Йорк».

Пауза.

— Да, я знаю. Типичные птичьи мозги.

Тут я звоню Кейт и Саре, чтобы дать им знать, что Эллисон через минуту закончит разговор. Разговоры с отцом у нее обычно заканчиваются одним из трех жизненных уроков: у людей птичьи мозги, рассчитывать можно только на себя, и все будет хуже, чем ты думаешь.

— Ладно, тогда и поговорим. — Эллисон вешает трубку и вздыхает. Тут тоже все, как обычно. Ей вовсе не хочется разговаривать с отцом. От этого она только еще больше скучает по маме. Не успевает она снять трубку и позвонить Либби, Грете или Карли, чтобы пожаловаться на свое эмоциональное сиротство, как я заглядываю через перегородку.

— Встречаемся, — говорю я.

Эллисон удивленно поднимает голову, изумленная тем, что я так вовремя. Ей не приходит в голову, что я слышу каждое произнесенное ею слово. До меня доносится каждый звук, каждый открывающийся ящик, каждый щелчок степлера.

— Ладно. Тогда я сообщу остальным.

— Я уже позвонила Кейт и Саре. Они подойдут через секунду.

Она резко смотрит на меня, потом оглядывается на телефон. Хватит ли секунды, чтобы поговорить о папе?

— Привет, — говорит Кейт, с любопытством подходя к нашим клетушкам. — Как дела?

— Мне кое-что удалось из намеченного по плану, — говорю я, с трудом сдерживая улыбку. Это ощущение ново и странно — чувство удачно сделанной работы.

— Ты достигла прогресса? — Эллисон удивленно выпучивает глаза.

— Именно об этом я и собираюсь доложить.

— О чем ты собираешься доложить? — спрашивает Сара. У нее в одной руке капуччино со льдом и в другой пакет печенья.

— О прогрессе.

— Отлично, тогда пошли в дамскую комнату, — говорит Эллисон; она вспоминает об опасности подслушивания, только когда обсуждает заговоры по свержению главного редактора. Сегодня на ней потрясающая юбка в складку, плетеные сандалии и классическая черная футболка с треугольным вырезом, но она каким-то образом умудряется выглядеть неряшливо. Костюм дорогой, и даже если она купила все это в «Сенчури 21» — хотя я сомневаюсь, что эту юбку она нашла на тамошних сто раз просеянных вешалках, — он все равно обошелся ей в половину недельной зарплаты. Вот в чем проблема «Модницы». Ее сотрудники в рабстве у собственного гардероба.

Идти до дамской комнаты через всю редакцию приходится долго, и Эллисон по дороге еще раз в деталях рассказывает об обеде в «По». На этот раз мы узнаем в подробностях, как ей подавали равиоли с грибами шитаке, и хотя она хочет убедить там не обедать, звучит это как реклама ресторана. На подходе к дамской комнате у меня уже слюнки во рту, приходится попросить у Сары печенье.

Очень странно есть в уборной, пусть даже туг кожаные кушетки и пушистые ковры. У Сары расслабленный вид, будто она часто отдыхает в роскошных предбанниках при уборных.

Эллисон проверяет кабинки, нет ли там кого.

— Ну, рассказывай. Келлер согласился помочь?

— Он сказал, что поставит «Позолоченную лилию» в календарь на ноябрь, — киваю я.

— Сложно было его уговорить? — смотрит на меня Кейт.

— Он немного поупрямился, но потом сдался.

— Что на него подействовало? — спрашивает она.

— Пришлось напомнить ему, что я изменила жизнь его сестры, так что он в долгу, — говорю я. Правда им ни к чему. Двойная жизнь Келлера — это не мой секрет.

Сара удивленно приподнимает брови.

— И это сработало?

Эллисон бросает на нее раздраженный взгляд.

— Конечно, сработало. Я же тебе говорила, он ей обязан. Поэтому она и краеугольный камень. — Эллисон поворачивается ко мне. — Отлично. Теперь следующая стадия. Нам надо…

— Я это уже сделала.

Эллисон потрясена.

— Что?

— Сегодня утром я ходила к Джейн с заголовками и случайно рассыпала папку с информацией о выставке, — объясняю я. — Джейн увидела докладную записку и набросилась на нее. Я даже не смогла ее забрать. Она изобразила, что выбрасывает бумагу в помойку, но готова поклясться, что, как только за мной закрылась дверь, она полезла в урну.

Сара салютует мне и хихикает.

— Не могу поверить, что мы и вправду это делаем.

Кейт тоже возбуждена; она садится на кушетку, воображая будущее без Джейн. Только Эллисон недовольна.

— Ты оставила бумажный след? — сурово спрашивает она.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пять звезд

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза