Модное восхождение

Настали выходные Дня независимости, четвертого июля. Помню, мне было нечего есть, кроме банки какао, я расходовал по три чайных ложки в день. Когда голод становился невыносимым, я выходил на улицу, смотрел на витрины и питался красотой. Особенно сытными были витрины декоратора Роуз Камминг — ее магазин находился на углу Пятьдесят третьей улицы и Мэдисон-авеню. Я прижимался носом к окну и разглядывал интерьер, обставленный с удивительным вкусом, — это было вдохновляющее зрелище. Все здесь было необычным, все отличалось от привычного мне: я никогда не видел таких материалов, цветов, сочетаний. А посреди этой экзотики восседала сама Роуз Камминг: с фиолетовыми волосами, в платье с тигриным принтом. Я познакомился с ней лично лишь много лет спустя, но в те голодные дни ее магазин вызывал во мне жгучее желание бежать домой и делать новые шляпы. По выходным, когда другим обитателям коттеджа на Пятьдесят второй улице не нужно было идти на работу, мисс Кин звонила мне, и мы убирали все вывески из окна на первом этаже и устраивали там выставку шляп. Как-то раз, в момент особенно глубокого отчаяния, я вывесил шесть шляп на фонарный столб перед домом. К моему удивлению, несколько штук купила жена врача, которая шла по улице и предавалась размышлениям о своей несчастной жизни. Увидев шляпы на столбе, она восприняла это как знак, лучик солнца, и бросилась в дом расспрашивать меня о них. Потом она призналась, что мои шляпы спасли ее от самоубийства.

Были дни, когда мне приходилось закладывать велосипед в ломбарде на Третьей авеню, чтобы купить еды или материалов для шляп. Велосипед был моим единственным способом передвижения по городу, на нем я развозил шляпы и часто колесил по Парк-авеню, обвесив руль шляпными коробками.

Однажды в пятницу вечером я получил заказ на две шляпы, но денег на материалы у меня не было. Велосипед уже стоял в ломбарде, а вырученные деньги я отнес в банк, чтобы мой чек не отвергли. И тогда мисс Кин заложила пишущую машинку своего начальника и дала мне двадцать долларов, чтобы я смог сшить шляпы. Позднее это не раз повторялось. Однажды начальник неожиданно наведался в офис в выходные, и мисс Кин быстро подсунула под чехол для пишущей машинки два толстых телефонных справочника; он ничего не заметил.

Напечатанные ярлыки для шляп мне были не по карману, и в свободное время я аккуратно выписывал на квадратиках, вырезанных из льна, буквы «William J.». А осенью 1949 года случилось чудо: взошла моя звезда. Некая мисс Элизабет Гриффин, дочь мадам Шуматофф (художница, писавшая портрет Рузвельта перед самой его смертью), зашла ко мне в мастерскую, и ей понравились мои шляпы. На следующий день она вернулась и привела еще двух дам. Одной из них оказалась миссис Уильям Хэйл Харкнесс, мультимиллионерша, владелица нефтяной компании Standard Oil. Дамы решили финансировать мой бизнес, вложив в него три тысячи долларов, заработанные на мюзикле «Парни и куколки», в который они инвестировали небольшую сумму, — а мюзикл оказался хитом.

Не прошло и месяца, как мы с миссис Харкнесс стали партнерами и открыли роскошный салон на Восточной пятьдесят седьмой улице — белый с золотом, со множеством хрустальных люстр. Богатство свалилось на меня так неожиданно, что я потратил почти все три тысячи долларов на декор. Миссис Харкнесс сама прежде никогда не занималась бизнесом и даже не подумала полюбопытствовать, есть ли у меня деловое чутье (а его у меня определенно не было никогда). Но в любом случае ей было не о чем волноваться, за ее спиной стояла армия адвокатов с Уолл-стрит: ее подруга недавно лишилась пары сотен тысяч долларов, связавшись с модным дизайнером, который решил, что ему можно не работать, а на деньги этой дамы просто развлекаться с девушками.

Тогда-то я и нашел свою вторую модистку, покупая подержанные зеркала в магазине, который закрывался и распродавал обстановку. Девушки из этого магазина порекомендовали мне свою лучшую шляпницу — миссис Нильсен. Мы с миссис Нильсен договорились встретиться, и я немного побаивался, так как шляпы в том магазине показались мне старушечьими. Но я зря волновался: у нас с миссис Нильсен случилась любовь с первого взгляда. Я признался ей, что у меня нет денег, но я надеюсь заработать, она не устояла и захотела мне помочь. К тому же я выглядел так молодо, что ей с трудом верилось, что у меня свое дело. Брюки у меня износились и просвечивали на коленках.

Первый показ в новом салоне состоялся в январе 1950 года и, в отличие от моего премьерного показа в саду, куда пришла лишь Вирджиния Поуп, на этот раз в мои двери ворвался весь модный бомонд. Люди слетались на деньги миссис Харкнесс как пчелы на мед. В одночасье меня «открыли» все модные личности, жадно набрасывающиеся на все новое с деньгами.