Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис

Хотя в Челси образца 1955 года все еще можно было встретить черты, свидетельствовавшие о рабочем прошлом этого района, в отличие от Оксфорд-стрит, он был популярен среди богемы, и это не позволяло считать его в полном смысле слова «пролетарским». Цены в бутике, открытом Мэри Квант (его название, Bazaar, вызывало в воображении образ экзотического рынка, ассоциировалось с чем-то диковинным и редкостным), были выше, чем мог себе позволить средний представитель рабочего класса. Тем не менее ее стремление всемерно дискредитировать общепринятые и благопристойные взгляды на моду вязалось с идеей, предложенной Митфорд, направить развитие английского стиля в более демократичном направлении. К тому же в той детской любви ко всякой чепухе, новинкам и развлечениям, которая делала проект Квант столь привлекательным, можно узнать ту «сахарную вату», о которой писала проницательная Митфорд.

Из исключительно насыщенной автобиографии Квант (она издала книгу всего через десять лет после того, как начала свое дело, но кажется невероятным, что все, о чем она пишет, можно было успеть за одну жизнь) становится ясно, что наивность и «бесклассовость» с самого начала были частью продуманной стратегии бренда, построенной на трезвой оценке (за которую отвечали муж Квант, Александр Планкетт Грин, и ее менеджер, Арчи Макнейр) ее коммерческого потенциала в социальной и творческой среде Челси. Макнейр, юрист по образованию, держал фотостудию на Кингс-роуд и пытался (безуспешно) уговорить Планкетта Грина вложить деньги в кофе-бар по соседству. Предчувствие, что состоятельные и светские клиенты его фотосалона охотно пойдут в магазины, торгующие атрибутами красивой жизни, не обмануло Макнейра, и именно так начали свое дело Квант и Планкетт Грин. Намеренно отводя любые обвинения в привилегированности и элитизме, Квант называла в числе своих соратников и будущих клиентов «живописцев, фотографов, архитекторов, писателей, светских львов, актеров, мошенников и дорогих проституток. Среди них были гонщики, игроки, телепродюсеры и рекламщики. Но по какой-то причине в Челси все были гораздо более… инициативными»[361].

Вспоминая свои школьные годы, Александра Прингл рисует куда менее зрелищный портрет Кингс-роуд 1950-х годов и ее обитателей, еще не ощутивших на себе влияния предприимчивой Квант и «челсийского круга». Район «с высокими платанами, квадратами белых домовых фасадов и ветеранами в красных плащах» был типично лондонским – именно такие виды будут хорошо оттенять и аранжировать появление модной современности, – однако особенно удобным для жизни или торговли его назвать было нельзя, он как будто застрял в прошлом. Прингл упоминает «бакалейщика Джонса и его противни с печеньем под стеклом, фармацевта Тимоти Вайтса, торговца тканями Сидни Смита и прилавки Woolworth’s, полные конфет. <…> Наши размеренные прогулки… <…> включали посещение кофейни Kardomah, и поход к Питеру Джонсу за тканями или выкройками платья»[362]. Впрочем, внешне респектабельный и уютный Челси прослыл одиозным. Такую репутацию он получил в основном благодаря давно заведшимся здесь дешевым мастерским и квартирам-студиям, облюбованным художниками, актерами и прочей публикой с низкими доходами и большими амбициями, которая наводнила район еще в середине XIX века. Кроме того, слава о кутежах и стильно обветшалом жилье привлекала сюда из соседней Белгравии аутсайдеров, живущих на средства доверительных фондов[363]. Именно с этим непостоянным сообществом богемных пришельцев отождествляли себя Квант и Планкетт Грин, недавние выпускники Голдсмитского колледжа искусств. Эта публика собиралась в пабе The King’s Arms на Фулхэм-роуд, который звали попросту «У Финча»; в 1966 году, когда культовый архитектурный критик Ян Нэрн включил его в список примечательных заведений Лондона, он все еще был лиминальной зоной: