Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис

Сотканный из неиллюзорного пространства и неосязаемых атмосфер, послевоенный Лондон был горнилом подобных стилистических преобразований и изобретений – правда, ни одно из них не шло в противоречие с традицией. Рой Портер называет этот период «бабьим летом»[302], имея в виду все туманные и ностальгические смыслы данного выражения: «Трамваи величаво плыли сквозь желтый густой туман; жители Ист-Энда выбирались на попойку в паб и на уборку хмеля в августе; довольные жители пригородов… ухаживали за травяными бордюрами… мюзик-холл доживал свой век в Hackney Empire и Deptford Empire… Пиком процветания Лондона как цельного, безопасного, безмятежного города стала коронация Елизаветы II в 1953 году, когда на украшенных гирляндами улицах развернулось всенародное празднование»[303]. Это Лондон в сепиийных тонах детских воспоминаний, настоящий райский уголок, предварявший, как некоторые выражались, дьявольские десятилетия сексуальной эмансипации, глобального кризиса и социальной дезинтеграции. Однако на протяжении 1950-х годов тревожное предчувствие современности становилось все отчетливее. Портер отмечает, что прецедент для более напористой колонизации Ричардом Сейфертом[304] городских панорам, силуэт которых складывался в XVIII–XIX веках, был создан застройщиком Чарльзом Клором – он в 1956 году сравнял с землей несколько блокированных домов в стиле Регентства на Парк-лейн, чтобы расчистить место для отеля «Хилтон». Когда высотные дома заслонили собой шпили церквей, новые представления о морали пропитали черствый, не порывавший связи с Викторианской эпохой, официоз столичной культуры, что привело к появлению «редкого альянса между молодежной культурой и коммерцией, аристократическим стилем и новым популизмом». Этот «глоток свежего воздуха» ярче всего проявлялся в трансформациях мужской одежды, и основная задача настоящей главы – проследить, как происходили эти трансформации. С временной дистанции в десять лет популярный историк Гарри Хопкинс мог позволить себе оценить последствия, которые имело для общества возрождение лондонского мужского стиля, чья экспрессия и экзотичность, кажется, стала столь же неотъемлемой частью послевоенного ландшафта, как новое сочетание листового стекла и стали, потеснившее «освещенную веками традицию карниза и лепнины, фронтона и колонны»: