Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис

Мне кажется, что в основе своей наша жизнь осталась прежней. Нам все еще нравится быть леди и джентльменами, и хотя нынче все меньше тех, кто в этом преуспел, тех, кто по крайней мере попытался, стало больше, чем когда-либо раньше. И все они отстаивают свои идеалы. Едва выпустившись из школы или университета и оказавшись в Лондоне, юноша надевает изящный темный костюм с хорошо выглаженными зауженными брюками, манжетами на рукавах и, в некоторых случаях, с лацканами на жилете. Даже тому, кто не привык педантично соблюдать правила модного этикета, без накрахмаленного воротничка и котелка придется не по себе. Самые отчаянные могут щеголять в травчатом жилете и пиджаке с бархатным воротником; однако упоминая о них, я рискую, что читатель против меня восстанет. Пожалуй, вы согласитесь, что рядовой юноша, имеющий вес в обществе, желает выглядеть солидно, но не пресно: так, будто он пользуется всеми благами жизни. Впрочем, его внешность может выдать в нем склонность подменять действительное желаемым: его сбережения увеличиваются на несколько тысяч в год, доход составляет по шиллингу с фунта; он готов стать хорошим отцом многодетного семейства. И в этом желании нет ничего предосудительного[295].

Лондонскому кутюрье Харди Эмису в автобиографии «Только до сих» (Just so far)[296], опубликованной в 1954 году, удалось передать льстивый, меланхоличный и высокомерный тон модных текстов первых послевоенных лет. Эмис создал себе имя благодаря работе с Норманом Хартнеллом и принадлежал к тому поколению дизайнеров, которые под покровительством Объединенного общества лондонских модельеров[297] превратились в арбитров воспрявшей и крепнущей столичной моды, закаленной войной. Объединенное общество лондонских модельеров было создано в 1942 году. Его члены обратились к правительству с инициативой создания линии одежды, которая отвечала бы требованиям плана «Утилити» и демонстрировала, что ограничения, введенные на домашнем фронте, – не помеха для элегантности. Деятельность Общества, в которой отсылки к классике (нарядная одежда для особых случаев) сочетались с якобы более утопическим, демократическим курсом (новые синтетические ткани и расширение диффузной линии), шла в общем русле с британской культурой 1940–1950-х годов, вздыхавшей по довоенному состоянию определенности, но исполненной решимости бороться с невзгодами, в которых закалялась возрождавшаяся нация. К восшествию Елизаветы II на престол в 1952 году Эмис, Хартнелл и другие члены Общества: Питер Расселл, Дигби Мортон, Майкл Шерард, Виктор Штибель и Джон Кавана – разработали утонченный англо-саксонский вариант стиля «нью-лук», перенеся романтический эскапизм парижских нарядов Диора с берегов Сены на берега Темзы. На многочисленных модных снимках, рекламирующих британские наряды, были изображены безупречные модели, их властная красота символизировала неприступность Альбиона, выдержавшего бомбардировки и тяготы нормирования. В корсетах из китового уса, на высоких каблуках, в шуршащих юбках с рюшами они красовались на фоне торжествующей и на первый взгляд не изменившейся столицы, провозглашая конец режима строгой экономии. Для ошеломительного зрелища женского дендизма наиболее узнаваемые лондонские виды: аристократические фасады Хорс-Гардс-Пэрейд, Трафальгарская площадь, Британский музей и сент-джеймсская «Клубландия» – служили удачным задником.