Модус вивенди

Наверное, дело было в личности этого самого мужчины. В таких вот мелких, житейских, бытовых вопросах Ветров удивительно напоминал отца: по-военному аккуратен и неприхотлив. Учитывая, что я сама с детства привыкла к подобному порядку, когда вещи аккуратно разложены по полочкам и в окружающем пространстве нет ничего лишнего, — оказалось, что в этом вопросе наше сосуществование вполне комфортно.

Единственный конфликт случился на другой почве, на первый взгляд, из-за сущей ерунды, и опять Одержимый разрешил его в своей привычной деспотичной манере. Я, в общем-то, совершенно не удивилась, что Ветров с его стремлениями и вкусами оказался категорически против не только моих ночных сорочек, но и домашнего платья. По поводу первых я даже не слишком возражала: в конце концов, куда приятнее было засыпать в объятьях мужчины сразу, пока кожа еще хранила ощущение его прикосновений и поцелуев, прижимаясь к его обнаженному телу, чем вставать, одеваться и отгораживаться от него лишними слоями ткани.

А вот с повседневной домашней одеждой оказалось сложнее. Потому что на месте платья однажды утром я обнаружила пару совершенно новых вещей: два почти одинаковых шелковых атласных халата, один винного цвета, второй — карминно-красного. Долго их разглядывала, честно примерила. С размером Ветров угадал, на ощупь ткань оказалась потрясающе приятной, вот только длина и фасон меня не устроили. Они едва прикрывали попу и настолько четко обрисовывали фигуру, что в подобном виде я чувствовала себя неодетой.

Вечером я встретила мужчину в одном из повседневных платьев в крайне скверном расположении духа. Мне даже не сами эти халаты не понравились; не понравилось столь бескомпромиссное решение без моего участия именно мелкого бытового вопроса, касающегося почти исключительно меня. Это был довольно тревожный звоночек: если свое стремительное появление в моей жизни Одержимый сумел объяснить так, что я поняла его и приняла, то подобные мелочи в конце концов могли привести к катастрофе. Привыкнув, что я терплю и не спорю, он может вообще перестать учитывать мое мнение. Скорее всего, не со зла, просто по привычке и из лучших побуждений, но оказаться в подобных условиях мне совершенно не хотелось.

В общем, я первый раз с ним всерьез поругалась, но здесь уже мужчина сумел проявить терпение и понимание, не стал настаивать на своем и даже извинился. Даже вроде бы вполне искренне. В итоге был найден компромисс: приобретение оставили жить на правах пеньюаров — дойти из спальни до ванной комнаты, — а для жизни я выбрала менее экстремальные, но более изящные, чем прежние, наряды.

Но в голове прочно засела мысль, что, похоже, любимый цвет Одержимого я теперь знаю. А на следующее утро я проснулась с мыслью, что точно знаю и то, как хочу использовать это открытие.

Желание понравиться, одеться для мужчины не было таким уж новым. Но, наверное, это был первый раз, когда я осмелилась воплотить его в жизнь именно так, как это нужно было сделать. То есть с большой долей вероятности предполагала, что именно понравится моему спутнику, и набралась мужества не отступать от принятого решения.

Вечер приема у цесаревича я ждала с таким волнением, что дрожали руки. Отражавшуюся в зеркале женщину я не узнавала и никак не могла понять, какое впечатление она на меня производит. Хотя никаких смелых шагов, кроме цвета, я не предпринимала, но… красное я, пожалуй, надела первый раз в своей сознательной жизни. Особенно такое: пламенеющий алый, понизу отливающий багрянцем, а к узкому лифу — оранжевым. При каждом движении складки юбки переливались, перетекали друг в друга и казались почти живым огнем. Но мне упрямо виделось, что цвет мне не подходит, хотя автор этого наряда утверждала строго обратное, а прежде я ей полностью доверяла.

В общем, пока дождалась, извелась совершенно и, когда в комнату с сакраментальным «Ты готова?» вошел Игорь, только неуверенно кивнула, разглядывая сапоги почему-то замершего на пороге мужчины и не решаясь поднять взгляд выше. Сапоги медленно приблизились, и Одержимый знакомым жестом приподнял мое лицо за подбородок. Понять его взгляд не удалось, но от него меня бросило в жар.

— Тебе нравится? — с облегчением уточнила я; недовольным ротмистр точно не выглядел.

— Нравится — не то слово, — усмехнулся он, приобнимая меня за талию и привлекая к себе. — Это… для меня? — с непонятным выражением уточнил он.

— Ну да. Насколько я поняла по тем злополучным халатам, тебе нравится красный. Вот и решила попробовать. Сомневалась, правда, — никогда не надевала подобного, — неуверенно улыбнулась я. — Не мой цвет, не мой образ.

— Ошибаешься, — с видимым удовольствием возразил Ветров, целуя меня нежно и осторожно, без своего обычного напора. Может, не хотел что-нибудь помять, может, — боялся не суметь остановиться, а может, просто настроение у него оказалось вот такое… ласковое. Отстранившись же, но не выпустив из объятий, улыбнулся хитро и проказливо: я прежде никогда не видела у него такого выражения лица. — Похоже, мне удалось растопить тебя, моя ледяная красавица?