– Вот видишь, – я указываю на него рукой. – Это то, что ты делаешь все эти шесть лет – убегаешь. Просто закрываешься от меня. Скажи мне, Кайл, что ты чувствуешь?
– Я не знаю, что я чувствую, понимаешь? – Первый раз за все время его голос переходит на крик. – Я НЕ-ЗНА-Ю! – По слогам произносит он. – Что ты хочешь, Эмили?
– Я хочу, чтобы ты открылся, Кайл. Чтобы ты хоть раз взял на себя ответственность и решил чего ты на самом деле хочешь.
Кайл он молчит, так что я продолжаю:
– Я влюблена в тебя, и я не скрываю это. Да у меня на лбу, словно баннер с бегущей строкой и только тупой не может понять это. Мне ужасно трудно было признаться в этом самой себе после того, что я пережила, но я сделала это. Потому, что если меня завтра убьют, я хочу быть уверена, что ты знаешь о моих чувствах. Кайл, я хочу, чтобы ты меня любил, но если этого не будет, я предпочитаю узнать правду сейчас, пусть она сломает меня, но я найду в себе силы идти дальше. Уж лучше так, чем я привяжусь к тебе еще сильнее, ты зародишь еще больше надежды во мне, а однажды просто пропадешь из моей жизни, сказав, что я тебе безразлична.
– Ты слишком многое от меня требуешь, – он нервно запустил свои пальцы в волосы. – Я не могу быть с тобой, любить тебя, и носить крылья. Их вырвут, Эмили, я буду изгнан навсегда, ты это понимаешь?
– Мне запрещено тебя любить, – его голос перешел на шепот, который ветер доносил до моих ушей. – Но это не значит, что я не хочу.
– Тогда уходи, Кайл, – я не узнаю свой голос, холодный и жесткий словно сталь. –Лучше разорви меня сразу. Уж лучше так, чем быть распущенной на ниточки.
Мое лицо мокрое от слез, я прикрыла рукой рот. Душа болит так, что я готова кричать от агонии, но вместо этого я безмолвно киваю, подталкивая его к уходу. Лицо Кайла не выражает ни единой эмоции. Он подходит ко мне, но у меня больше нет сил смотреть на него. Его большие теплые руки обхватывают мое лицо и утирают слезы. Пухлые губы, целуют мой лоб, обжигая, словно огонь.
– Прости меня, Эмили, – шепчет он, перед тем, как все вокруг исчезает, и я просыпаюсь на своем диване. Часы на телевизоре показывают семь часов утра, воскресенье.
Глава 20
Я купила четыре шикарные, красные розы, с крупным бутоном на длинном стебле. Эстер говорила мне, как они называются, но я так и не запомнила.
Первым делом мы с Алексом навестили могилы моих родителей. Через пару дней будет шесть лет, как они погибли. С их смертью я давно уже смирилась, но боль все равно не утихает.
Возле памятника стоит небольшая цветная фотография Зака, а на могиле Зака лежат совсем свежие цветы. Наверное, их оставила Лидия.
– Эту фотографию сделала я, – я положила рядом с цветами свою розу. – Этой осенью. Мне было грустно и Зак отвез меня в парк. Мы фотографировали прохожих, а когда пришло время идти домой, он попросил меня сфотографировать его.
– Видно он был очень хорошим парнем, – грустно сказал Алекс.
– У меня никогда в жизни не было таких друзей, как он. Я даже не знала, что можно так дружить. Мне его не хватает. – Алекс подошел ко мне сзади и положил руки на мои плечи.
– Я думаю ему хорошо там. И он тоже по тебе скучает.
– Я могу лишь на это надеяться.
Следующей и последней нашей остановкой была Эстер. Ее похоронили в противоположной части кладбища от могилы Зака. И сегодня здесь совсем не было посетителей.
– Боже, тут даже днем жутко, – с нервным смешком прошептал Алекс. Он что на самом деле нервничает? Днем на кладбище? Трусишка.
– Моя мама говорила, что бояться надо живых, а не мертвых. Мертвым нет до нас дела.
Вдалеке показалась ее могилка. Каждый шаг, приносит боль, словно я иду босиком по битому стеклу.
Ее могила усыпана цветами и игрушками, роза в моих руках на фоне этого выглядит жалко. Надо было купить букет.
Миссис Брит оставила на могилке фотографию с последнего дня рождения Эстер. Это было ее любимое фото.
– Она такая красивая.
– Да, – выдавила я сквозь слезы. – Она была очень красивой. Знаешь, до этой минуты, мне казалось, что это дурной сон. Мне так хотелось проснуться и увидеть ее румяное, красивое лицо. Лицо, переполненное жизнью, радостью, светом.
Горькие слезы обжигают мое лицо, я стала на колени перед могилой и положила в ворох цветов свою жалкую розу.
– Милая моя, если ты меня слышишь, прости меня. Я должна была взять тебя с собой. Я не должна была оставлять тебя одну. Вместе с тобой умерла половина моей души. И жить такой покалеченной очень больно, – я уже не просто плакала, я рыдала, выплескивая боль и тоску, они долгое время пожирали мою душу. – Прости меня. Мне так тебя не хватает.
Сильные руки обхватили мою талию и подняли на ноги. Алекс прижал меня к своей груди позволяя выплакаться, я цеплялась за его футболку, как тонущий хватается за спасательный круг.
– Эй, Эмили. Все в порядке, – утешал меня он. – Поплачь, тебе станет легче, надо выплеснуть свое горе.
В какой-то момент мои слезы кончились, я не знаю, сколько времени мы вот так простояли.
– Прости, Алекс, мне так жаль. Если бы я знала, что вот так разревусь, ни за что не позвала тебя. Это так жалко.