Я пришёл домой под вечер, жутко уставший завалился спать. Прошло несколько секунд, как я снова увидел хорошо знакомую мне кухню, и тут же крик мамы затмил черный фон, который был похож на вставку, которую часто используют в кино. Сон будто поставили на паузу и продолжили с интересующего момента, при том, что прошла уже неделя, если не больше. Разве так бывает?
Следующая картина происходила в светлом кабинете, возле меня стоял врач и осматривал мою голову, что-то невнятно объясняя матери. Слова становились все яснее, но я слабо мог разобрать их. Я дотронулся до головы, и почувствовал сильную боль в области левого виска. Мама бросилась ко мне словами:
— милый, не надо, нельзя трогать руками!
— она схватила меня за плечи.
Я чувствовал себя, как в тумане, поэтому просто послушался ее и не стал задавать вопросы.
— Обрабатывать швы нужно пять-шесть раз в день, я выпишу вам лекарства и покажу, как все правильно делать самостоятельно.
Пропускать процедуру обработки ни в коем случае нельзя, иначе может пойти нагноение — врач объяснял все медленно и разборчиво, но я все равно ничего не понимал, что он имел в виду.
— Да, конечно, я все понимаю, — мама отрешенно кивала головой, скрестив руки и смотря куда-то в пол, будто чувствуя стыд.
— Через неделю придете ко мне на приём, снимем швы и осмотрим голову ещё раз.
— Конечно… спасибо, доктор, — мама продолжала смотреть в пол.
Сцена переключилась, словно пультом, и мы с мамой оказались в той же самой кухне, но дом был жутко пустым и тихим. За нами закрылась дверь, когда мы вошли в гостиную, соединенную с кухней.
Я не слышал привычных криков, но увидел, как отец сидел на лестнице, ведущей на второй этаж. Он смотрел в пол, эта картина напомнила взгляд матери в больнице. Отец явно слышал, как мы зашли, но казалось, что он был где-то не здесь.
Мама взяла меня за руку, и мы молча поднялись по лестнице, пройдя рядом с отцом. Я посмотрел на него и успел словить его секундный взгляд, наполненный слезами и читаемой в нём виной. Мне стало жаль отца, я протянул руку, чтобы погладить его по голове, но мама быстро одернула меня и ускорила шаг в направлении моей комнаты.
Сон развеялся серым туманом, а я лежал в своей кровати и не мог открыть глаза. На меня словно давила огромная плита и раз за разом я прокручивал детали сна в своей голове. Послевкусие от увиденного было жутким, я чувствовал себя еще более выжатым, чем после разговора с Ником.
Была ночь, сколько точно времени я не знаю, но моё сознание было настолько ясным, что заснуть мне больше не удалось, поэтому я встал и подошёл к зеркалу. Этот ритуал я проделывал настолько часто за последние недели, подобно тому, как люди желают друг другу доброе утро и спокойной ночи, так и я подходил к Терасу, чтобы рассказать о своих переживаниях и мыслях. Он внимательно слушал, хотя по сути другого выбора у него и не было, но от "разговора" с ним мне становилось спокойно. Иногда мне казалось, что я похож на психа, говорящего со своим отражением, но может благодаря Терасу я смог хотя бы заговорить с собой, чего никогда особо не делал ранее.
— Наверное, странно видеть сны, которые по сценарию связаны между собой. Я не очень понимаю смысл снов, но после некоторых из них под кожу закрадывается ощущение, что всё настолько реально — Терас слушал молча, впрочем, как и всегда.
— Мне приснился один сон, точнее два, но в разные промежутки времени. По смыслу второй сон являлся продолжением первого, в котором мои родители сильно ругались, а я, будучи маленьким, прятался под столом. В момент ссоры что-то с силой упало об стену, я так испугался, что бросился бежать к маме и тогда сон оборвался. В другом же сне я проснулся в больнице, рядом была мама и врач, я лежал в больничной постели и чувствовал сильную головную боль. Можно ли вообще чувствовать боль во сне? Но она казалась такой ощутимой.
Потом мы с мамой пришли домой, я увидел отца и хотел с ним заговорить, но она не дала мне и увела в комнату.
Может, эти сны не имеют какого-то смысла, но послевкусие от них меня немного беспокоит. Есть ли смысл чувствовать себя так от того, чего не было? Это ведь просто сны, — я внимательно смотрел на Тераса, мне было достаточно того, что меня кто-то слушает, и я не держу всё это в моей голове.
Раньше у нас были очень доверительные отношения с Ником, мы говорили обо всём, что происходило в наших семьях. Единственное, что я утаил от него, это мои чувства к Дженни. Всегда есть вещи, которые мы оставляем лишь в наших мыслях, опасаясь нарушить нечто привычное или стать уязвимыми. И когда я заболел, мы отдались ещё больше, а последний разговор разделил нас словно молния, ударившая в дерево во время грозы.