— Вот летят годы… уже и Митьке наливаем на ровне с нами, и в разговоры его посвящать приходится. Цени! – заметил он племяннику.
Вячеслав тяжело опустился в кресло и, рассматривая через бокал приглушенный свет торшера, задумчиво вещал в пустоту:
— Летит времечко, летит… Слышишь, Олег Филиппыч? А кажется, что совсем недавно мы с Сашей Патровым – земля ему пухом – начинали. Тогда времена другие были, не то, что сейчас. Это вон Митька, молодежь, на всем готовом, а мы… — он досадливо махнул рукой и отпил из бокала. — Вот ты, Митька, сидишь сейчас в директорском кресле – клопов давишь и даже не знаешь, как дядька твой начинал! Здоровья сколько мне это стоило! Нервов! А вы только разбазаривать умеете! Чужое – кровью и потом нажитое! А вот отправь вас сейчас из сытой Москвы в другие условия – в которых мы с Патровым начинали! Загнетесь вы, зубы обломаете, потому, как ничего не умеете, кроме как чужими деньгами сорить!
Олег все еще не понимал, куда он клонит. Обращался Вячеслав к Димке, но распекать племянника в присутствии постороннего человека – для Славы это было не характерно. Значит, Слава хочет что-то объяснить ему, Олегу, но на Димкином примере.
Сам же Димка вовсе не слушал, и уж точно не пытался вникнуть в потаенные Вячеславовы мысли. Заботился он только о том, как бы наполнить свой бокал так, чтобы дядя не заметил.
— Вот в провинции, — продолжал Вячеслав, — в Старогорске, допустим… Олег Филиппыч не даст соврать, условия сейчас как раз подходящие, чтобы дела начать делать. Верно, Олег Филиппыч? – Олег автоматически кивнул. – Конкуренции нет пока, хотя деньги там крутятся приличные – бизнес у них туристический неплохо, совсем неплохо развит. Можно в провинции серьезные дела делать… Не частил бы ты, Митька, — не глядя на племянника, Вячеслав пресек попытку в третий раз подлить коньяку.
— Туристический бизнес действительно развивается, — подтвердил Олег. Он уже понял, для чего ведет эту беседу Слава, — развивается, только ведь… бизнес-то Патровой принадлежит.
— Патровой-Патровой, Софье Палне, — закивал Левченко. — Но Софья Пална у нас слабая женщина, к тому же горюшко у нее – овдовела недавно. А супруг ее покойный – Сашя Патров – другом мне был, товарищем… Вот молодые, — снова кивнул он на Димку, — и понятия—то не имеют, что такое настоящая дружба, товарищество. А я заявляю – Олег Филиппыч не даст соврать – Сашка мне другом был! Не знаю даже, добился бы я чего—нибудь без него… Так как же я могу память Сашкину не почтить? Вдову его в трудную минуту не поддержать? Не подумай, Олег, что я хочу вдову куска хлеба лишить: все, что Софье Палне по наследству причитается, она получит. Ты уж, Олежек, подумай над моими словами: ты у нас по Старогорску главный – тебе и карты в руки. Подумай.
— Да я понимаю, Вячеслав, только ведь Софьи сейчас и в стране нет, за границей отсиживается.
— Вот и я думал, что за границей, Олег Филиппыч! – с нажимом отвечал Левченко. — Планы под это дело строил. А потом добрые люди подсказали, что дома Софья Пална, в Старогорске! У тебя, Олежек, под носом! – Левченко понемногу закипал, хоть и пытался еще сдерживаться – ярость клокотала где-то внутри него. И Олег понял, что не ошибся: будет и разнос. — А узнаю я об этом в последнюю очередь! От мента паршивого узнаю, а не от тебя!.. Прекрати коньяк, как водяру хлестать! – Памфилов и Димка, которому эта вспышка ярости была предназначена, вздрогнули. Олег Филиппович устало прикрыл глаза, а Димка сжал челюсти. Терпел. Вячеслав бесновался дальше. — С тобой как со взрослым мужиком пытаешься разговаривать, в дела посвящать, но гены, видно, папашкины мне все равно не вытравить! Пьянь подзаборная! Сопляк!..
— Я не сопляк! – едва слышно, неровным от волнения голосом, ответил Димка.
Левченко, раскрасневшись от злости и закладывая под язык очередную пилюлю, все еще не сводил тяжелого взгляда с племянника:
— А кто же ты? – довольно насмешливо спросил он.
Димка резко вскинул глаза на дядьку, и секунд десять Олег наблюдал, как они друг на друга смотрят: Димка – еле сдерживаясь от обиды и немой ярости, и Славка – с презрением, в позе вечного победителя. Димка как всегда не выдержал первым: метнулся к двери, налетев по дороге на кресло и чуть не уронив торшер. Шел он очень нетвердо.
— Сопляк и есть… — горько заключил Вячеслав тому в спину.
* * *
После вечеринки в Никольском переулке Кира не звонила ни разу. Женя давно привыкла, что подруга появляется и исчезает внезапно – жизнь у Кирюши была насыщенной, не то, что у нее.
Муж уже несколько дней, как уехал в командировку. До его отъезда Женя несколько раз порывалась рассказать о встрече у подъезда с незнакомцем, но всегда что-то ее останавливало. Она не решалась. Лишь иногда принималась исподтишка наблюдать за ним, примеряя на него роль Катиного убийцы. Но тут же с ужасом гнала от себя эти мысли, а потом полночи не могла уснуть.