Моё чужое имя

— Танечка, если судьба вас столкнула с Вагановым, то у вас априори появятся проблемы. Не сомневайтесь.

Таня приняла из рук официантки тарелку с куском пиццы и посмотрела на меня ясными зелеными глазами, почти изумрудными:

— Алексей, видите ли, мы, московские барышни, приучились решать свои проблемы сами. Мы, конечно, обращаемся в адвокатские конторы иногда, но к проверенным адвокатам с внушительным резюме. А вот вы… извините, сколько времени прошло после того, как вы ушли из полиции и устроились в адвокатуру? Год-полтора ведь, не больше? И с чего вы взяли, что сможете тягаться с таким специалистом, как Юрий Николаевич?

Я даже растерялся: кроме Ваганова в Старогорске никто не знал о моем милицейском прошлом — зачем он ей это рассказал?

— Никитин, так ты тоже из наших? — мгновенно заинтересовался Федин.

Ну все, этот завтра на весь СК раструбит.

— Вы извините, Алексей, может быть, вы не хотели этот фактик обнародовать, — Таня, похрустывая пиццей, решила, что сказала еще не все: — просто вы так настойчиво критикуете органы и Ваганова в частности, как критикуют только бывшие сотрудники этих самых органов.

— Кстати, да, — поддакивал ей Федин, — я тоже об этом сразу подумал. Выперли или сам ушел?

Я обвел их мрачным взглядом: Максим явно сгорал от любопытства узнать подробности, Таня выглядела делано-равнодушной, только изумрудные глаза откровенно посмеивались. Будь она чуть более серьезной, я бы не видел смысла продолжать, а так…

— Сам ушел, не стал дожидаться, когда выпрут. Доволен, Федин? И, кстати, Ваганов в вашей защите не нуждается, Таня — он прекрасно знает, как я отношусь к его методам.

— А я и не думала защищать Юрия Николаевича, вот еще! — мгновенно вспыхнула Таня и сделала вид, что ее вообще ничего не интересует, кроме пиццы.

Мне показалось, что она разволновалась даже больше, чем нужно. А потом Максим поведал историю своего сегодняшнего героизма и вскользь упомянул, что если б не Ваганов, сидеть бы ему сейчас в конторе и строчить объяснительные во все инстанции. Таня, судя по ее восхищенным репликам в адрес Юрки, уже была в курсе этой истории. По крайней мере, понятно с чего такой резкий переход от «козла» до «такого специалиста, как Юрий Николаевич».

Н-да, она не только наивна, но и сентиментальна.

Глава 6. Сестра

Москва

Студентка была умницей, и доклад читала интереснейший, но сейчас Женя не могла найти в себе силы даже просто вслушаться в произносимые фразы. Взгляд ее был устремлен за окно, но все чаще она посматривала на часы — да когда же пара кончится! Студенты на задних рядах, убедившись, что Евгении Андреевне не до них, шушукались и хихикали…

«По двадцать лет людям! Некоторые уже сами мамы с папами, а все как дети!..» — поражалась про себя Женя, но вслух замечаний не делала. Не до них ей было. Она бы сейчас и сама многое дала, чтобы не сидеть в этом душном, скучном кабинете, а уйти… Только куда уйдешь? Домой? А что дома? Дома даже Сергея нет. Нет, уж лучше быть здесь, на людях.

Женя снова посмотрела на часы: о господи, еще двадцать минут до звонка…

Кто-то надоедливо и звонко постучал в стеклянную дверь аудитории — худощавая брюнетка лет тридцати с модной стрижкой улыбалась во весь рот и приветливо махала рукой. Кому — ей? Жене?

— Кира… — узнала Женя подругу своей студенческой поры.

Досиживать последние двадцать минут не было никаких сил — сославшись на срочные неотложные дела, она выпроводила своих студентов и теперь, еще не веря в реальность происходящего, рассматривала подругу.

Та изменилась. Когда Женя видела ее в последний раз — было это года два, или даже два с половиной назад — Кира была длинноволосой полноватой блондинкой в локонах. Если открутить пленку памяти еще лет на пять, то Кира представлялась в образе провинциальной девочки — русоволосой, немного пухленькой с очаровательными ямочками на щеках. Сейчас ямочек не было, зато появились ранние морщинки. Кира менялась часто и всегда кардинально, а вот Женя как носила со старших классов стрижку каре, так носит до сих пор. И даже глаза все еще подкрашивает в прежнем стиле. Зато ранних морщин нет, а вот у Кирюши, похоже, жизнь нервная.

— Ну что, ты все сидишь? Все в своем институте? — щебетала Кира, прохаживаясь по аудитории и искусно лавируя между партами, чтобы не дай бог не коснуться модной одежкой обшарпанного стола. — Уже, наверное, до доктора доучилась?

— Смеешься? Мне бы кандидатскую защитить.

— Ой, Женька-Женька, — не слушала ее Кира, — хоронишь ты себя заживо среди этих кандидатских-шмандидатских. Ну что у тебя за жизнь! Первую половину дня здесь просиживаешь — копейки за это получаешь, вторую половину — мужа своего обстирываешь, готовишь ему, что ты там еще делаешь… У тебя даже машины нет! Твой Салтыков тебя вообще за рабыню держит. Вот почему он тебя в таком состоянии на работу отпустил?

Кира вдруг изменилась в лице — из оживленно-негодующего лицо ее сразу стало трогательно-сочувствующим. Она подбежала к Жене, села рядом и крепко-крепко обняла подругу.