– Итак, вот что нам известно. И чего мы не знаем. Нам известно, что клетки умирают. Это данность. Итак, после довольно длительного времени… семь лет – приемлемое правило большого пальца… в сердце, которое жило на момент его пожертвования, не останется ни единой живой клетки. Теперь означает ли это, что клетки, составляющие сердце, не будут иметь никакого отношения к сердцу вашей жены и будут исключительно продуктом своего нового хозяина? Нет. Не означает. Клетки все равно будут дочерними клетками донорского сердца. Сердечные стволовые клетки способны никогда не умирать. А они семя для новых клеток, только новые клетки будет взращивать новый хозяин. И клетка не остров. Она находится под постоянным воздействием условий, для нее внешних, которые, так сказать, являются условиями тела нового хозяина. Все, от того, что он ест… – Примолкнув, уточнила: – Он?
– Она.
– Хорошо. Она. Неудивительно, что все так осложнилось для вас. Все, от того, что она ест, до того, что ее тревожит, до ее мнений о самой себе. Стресс. Факторы окружающей среды. Клетки постоянно бомбардируются питательными веществами (или отсутствием таковых), информацией, энергией, в том числе и той, какую мы зовем «нелокальной» энергией, биохимическими воздействиями, нейропептидами, гормонами. Лекарствами. Чем больше времени проходит, тем больше пересаженный орган становится некоей комбинацией первоначального хозяина и нового владельца. Но какой комбинацией? Сколько в ней от каждого? И – когда? Это как раз то, чего мы не знаем. Было проведено много чисто научных исследований. Большая часть того, что нам известно об этом, носит совершенно анекдотический характер. Все, что мы можем с уверенностью поведать вам, – это то, что сердце вашей жены является в самом чистом виде сердцем вашей жены на момент, ближайший к фактической дате трансплантации. Все остальное в этом вопросе – до сих пор загадка.
– Значит, воспоминания утратятся, я правильно понял ваши слова?
– А вот и нет. Как у них это получится на самом-то деле? Раз уж вы помните, что вы что-то помните, вы этого не забудете. И потом, память по праву принадлежит новому хозяину и откладывается в каждой новой клетке тела нового хозяина, а потом уже и не различить, что есть что и что есть чье. Как раз здесь наша нынешняя наука, боюсь, и утыкается носом в землю. Как раз здесь ученому со смирением потребуется признать, что Бог, или природа, или что-вам-угодно создали нечто, далеко выходящее за пределы нашего понимания человеческого существа. Бог не создавал донорского сердца, которое вшивается в новое тело. Это дело наших рук. И, уверена, есть укромный уголок для всякого рода непредвиденных последствий.
– Да, – кивнул я. – Уверен, что вы правы.
– Я не выступаю против предоставления органов для пересадки.
– Ничуть в том и не сомневался.
– Это современное чудо. Спасает тысячи жизней. Я только утверждаю, что, когда современные научные чудеса сходятся с природными чудесами, это приводит к некоторым очень интересным итогам. И единственное, что мы способны предвидеть с некой определенностью, – это то, что будут они совершенно непредвиденными. Так почему же столь трудно вам дается мысль о том, что со временем воздействие, возможно, угаснет?
В первый раз за долгое время я оторвал голову от тарелки.
– Потому… когда она была здесь… я обращался с ней, словно с притворщицей, или безумной, или ломающей дурочку, или как-то по-иному ведущей себя полностью неправильно. А сейчас я не знаю, где она.
– Хм-м-м. Это создает трудности. Согласна.
Большую часть остального времени застолья Конни потратила на разъяснение различных способов, какими сахар разрушает у людей клетки. Так что, когда прибыл официант с подносом десертов на пробу и повел речь о том, сможет или нет он нас соблазнить, мы оба прыснули от смеха.
– Только счет, – сказал я, пряча, насколько хватало сил, свое огорчение. Этот поднос с десертами я еще раньше поедал взглядом, пока он подбирался к соседнему столику, и фактически ощущал вкус шоколадного торта-суфле.
Конни подняла на меня взгляд, сложив руки на столе перед собой: в позе ее было что-то оценивающее, итожащее. Окончание в высшей мере неожиданного вечера. И оказалось, что ее откровенная визуальная оценка застала меня врасплох и сбила с толку.
– У меня есть пара статей, которые я накропала для книги, которая, похоже, имеет к этому отношение. Возможно, вам будет интересно. Я перешлю их вам, если хотите. У вас есть визитка?
– А-а. Визитка? Сейчас посмотрю. То есть само собой визитки у меня вообще-то есть, только вот захватил ли я хоть одну с собой? Обычно я держу две штуки в бумажнике. Если только я их не раздал. Я давно уже выпал из обычного потока событий такого рода. Знаете, даже не проверяю.
Балаболя, я извлек бумажник из заднего кармана брюк и мысленно долго и нудно увещевал себя фразами типа: «Заткнись, Ричард» и «Ты опять слишком много болтаешь».
Раскрыв кошелек, нашел в нем две свои визитки.
Протянул одну из них через стол Конни.