Мое чужое сердце

Она надела очки для чтения (они висели у нее на цепочке, обвивая шею) и изучала мою визитную карточку до странности долго. Дольше, чем потребовалось бы на то, чтобы дважды прочитать каждое слово на ней, каждое число.

– Вы живете в Сан-Хосе?

– Да.

– А я-то решила, что вы живете в Л-А[19].

– Нет уж, спасибо.

Она засмеялась.

– Так, где вы остановились?

– В «Двойном дереве», всего несколько кварталов от университета.

Я не сказал, что уже выписался из гостиницы и не намеревался оставаться еще на ночь. Надеялся, что еще отыщется свободный номер. Если нет, то найдется в какой-нибудь другой гостинице.

– А-а. Отлично. Это всего в трех-четырех кварталах от моего отеля, по-моему. Возможно, я обеспокою вас просьбой отвезти меня обратно: избавить меня от вызова такси. Я не взяла машину в аренду, поскольку не выношу ездить в незнакомых городах. А есть ли город, более незнакомый, чем Л-А? Я вас спрашиваю.

Я слегка улыбнулся и обнаружил, что ломаю голову над вопросом, ругает ли она себя когда-нибудь за излишнюю болтливость.

Потом выражение ее лица незаметно переменилось. Стало менее добродушным.

– Вы ведь приехали сюда не только ради этого, так?

Мне стало неловко, будто меня поймали на лжи или на прегрешении.

– Именно ради, вообще-то. Да.

– Знаете, есть другие исследователи, направление работы которых больше связано с пересадкой органов.

– Только они не читали лекций нигде на западе. А вы читали.

По пути обратно к гостинице Конни спросила:

– Что помнит ваша реципиентка?

– Всего лишь меня. По-моему. Она всего лишь помнит меня. Клянется, что в ту же минуту, когда я вошел к ней в больничную палату, она меня узнала. И полюбила меня.

– Обычное дело, – кивнула Конни. – Коль скоро сердцу суждено что-то помнить, приходится полагать, что любимые-близкие будут вспоминаться в первую очередь.

Я молча вел машину несколько кварталов. Меня поражало, до чего ж я устал. То и дело приходилось собирать все силы, чтоб быть уверенным, что я не ошибаюсь, ведя машину в состоянии, слишком близком ко сну.

Голос Конни заставил меня вздрогнуть:

– Вы ее любите?

– Кого? – Вопрос глупый, полагаю, но, возможно, она имела в виду Лорри.

– Вашу реципиентку.

Я был ошеломлен, вопрос совершенно ошарашил меня. Не мог понять, зачем ей было спрашивать о таком.

– Нет. Я не люблю Виду. Как можно? Она еще дитя.

– А-а, – заговорила Конни, меняя тон. – Она ребенок. Большая разница. Постойте… как она могла быть ребенком? Как бы размер подходил для пересадки?

– Да нет. Она не малютка. Ей что-то около девятнадцати. Или, может, сейчас уже двадцать.

– А-а. Такое, значит, дитя.

Я попробовал разобраться в тоне, каким это было сказано, но у меня ничего не вышло.

– Она… на самом деле ребенок. Страдает анорексией и совершенно не в себе, почти всю свою жизнь прожила вне мира сего и… что говорить, поверьте, если б вы встретились с ней, то поняли бы, что я имею в виду. Она всего лишь ребенок.

– Значит, ваша любовь больше направлена на сердце, бьющееся у нее в груди.

– Да. Нечто, больше похожее на это.

– Я была уверена, что тут есть кое-что, что вы очень сильно любите. Это пробивается наружу.

Мы встали перед ее гостиницей. В самое время.

Она обернулась и внимательно оглядела меня – оценивающе, как и тогда, под конец застолья, – и я встревожился ничуть не меньше. Наверное, даже больше в свете того странного оборота, какой принял наш разговор.

– Что ж, – сказала она. – Было очень приятно с вами познакомиться, Ричард Бейли.

Она протянула правую руку, и я пожал ее.

– Я на самом деле признателен вам за уделенное мне время, док… Конни.

– Очко в мою пользу, – сказала она.

Потом открыла дверцу машины и вышла на темную улицу.

Я вздрогнул и подпрыгнул, когда она захлопнула за собой дверцу, и взглядом провожал ее до самого входа в гостиницу. Джентльменство своего рода. Ожидал, когда появится уверенность: все, вошла, порядок. Если не считать того, что появился швейцар, чтобы сыграть точно такую же роль.

Или, может быть, я был до того ошеломлен, что не мог отъехать сразу.

Или, может быть, я смотрел в ожидании, не оглянется ли она.

Она не оглянулась.

Что нас не огорчает

Думал, усну, едва упаду головой на подушку.

Мне повезло получить номер в гостинице, где я останавливался прошлой ночью. Почему она была лучше, чем любая другая, я не знаю. Только разве тем, что я до нее до первой доехал и думать не хотел про путешествовать дальше.

Про то, чтобы уснуть, я был более чем неправ.

Уже не один час лежал в сиянии раздражающе ярко освещенных радиочасов, измотанный так, что болело в груди, а сна не было ни в одном глазу.

Около 3.30 утра встал, оделся и поплелся вниз, в гостиничный бизнес-центр, проверить электронную почту.

Правду сказать, проверял я ее довольно часто, одержимо, коли на то пошло, до самого отъезда из Л-А. Надеялся хоть на словечко от Виды. И много раз думал об этом с тех пор, как уехал из дому. И больше уже был не в силах сидеть как на иголках.