Мое имя Офелия

– Давай, Офелия, я не могу рассказать об этом без твоей помощи. Для начала я должна описать те средства, которые ты применяла для лечения болезни Терезы. Потом последует рассказ о вашей дружбе. Потому что только ты относилась к ней с настоящим милосердием. Я сожалею о том, что сама вела себя не так, – признается Маргерита, опуская глаза и отводя их в сторону. Такой уклончивый взгляд я видела раньше у придворных дам, но у нее он сходит за смирение.

– Одну минуту. Но сначала ты должна знать, что я действовала не из чистого милосердия. Я хотела подтвердить свое умение, вылечив Терезу. Я хотела обмануть Смерть и вырвать у нее Терезу. – Сейчас легко признавать свои проступки даже перед этой гордой сестрой, потому что я больше не боюсь последствий своих признаний. – Маргерита, я выпила яд и чуть не утонула, и меня похоронили заживо перед тем, как я убежала из Дании. Это не ложь, это правда, – говорю я и вижу, как она широко раскрывает глаза. – Я рассказываю тебе об этом вот почему: потому что я так отчаянно хотела сохранить свою жизнь, что мне было невыносимо видеть Терезу, предпочитающую смерть. Я старалась навязать ей свою волю, отрицала ее желания, а может быть, желания самого Бога. Я признаюсь, что у меня давняя привычка не подчиняться, – произношу я с лукавой улыбкой. – Конечно, для твоего повествования эта история не годится.

Маргерита застыла неподвижно с пером в руке. Я с облегчением вижу, что она не записала ничего из того, о чем я ей рассказала.

– Ты не сделала ничего плохого, пытаясь спасти ей жизнь, – мягко замечает она.

– Но я потерпела неудачу! – возражаю я, заново ощутив разочарование из-за того, что не смогла спасти Терезу. – В самом деле, я не смогла сохранить жизнь никому из тех, кого любила! – Я сознаю, что только что выразила словами суть моего одиночества. Слезы льются из моих глаз подобно внезапному ливню и падают на моего спящего ребенка, которого я крепко прижимаю к груди. – Теперь я готова отдать свою жизнь, чтобы сохранить жизнь ему, – признаюсь я сквозь рыдания.

– Но это и есть оно, Офелия, – чудо спасения! – Глаза Маргериты сияют от волнения.

– Что я сказала? Что ты имеешь в виду?

– Христос отдал свою жизнь, чтобы спасти нас. Сегодня мы видели на ладонях Терезы кровь Христа. Это знак того, что ты прощена; что я прощена. Теперь ты готова отдать свою жизнь за жизнь другого человека. Это чудо спасения! Именно об этом я и напишу. – Задохнувшись, она макает перо в чернила и начинает быстро писать.

Меня поражают ее слова. Мысль о том, что я получила прощение, благодаря смерти Терезы, накрывает меня, как волна прилива, и несет к твердому берегу. Я вижу, как мои беды тонут в волнах, а я несусь на гребне надежды.

Перо Маргериты перестало царапать бумагу. Я вижу, что ее взгляд устремлен в стену, словно в зеркало, где отражается ее внутренний мир. Мне очень хочется узнать мысли Маргериты, смысл ее отношения ко мне. Как получилось, что она, которую я раньше ненавидела, теперь слушает без осуждения мое признание в грехах и даже убеждает меня, что я приняла участие в чуде?

– Ты говоришь, что смерть Терезы изменила твою душу, – говорю я. – Ты и до нее изменилась. Раньше ты презирала меня, как грешницу. После рождения Гамлета ты уже не была жестока со мной, стала мягкой, даже доброй. Почему?

Маргерита сжимает в руке перо, ее глаза на мгновение встречаются с моими, и я вижу в них страдание, но она отводит взгляд. Ее лоб цвета слоновой кости покрывается тонкими морщинками.

– Должна ли я признаться, что была гордой и тщеславной, и склонной к ложным суждениям? Богу это известно, и тебе тоже, – говорит она.

– Нет, я не священник, который хочет услышать о твоих грехах. Мне хочется узнать твою историю. Ты мне ее расскажешь?

Маргерита качает головой.

– Моя цель – описать жизнь Терезы, а ты меня от нее отвлекаешь, – мягко упрекает она меня.

– Я помогу тебе справиться с задачей. Но сначала я должна услышать рассказ, потому что у меня сейчас подходящее настроение, – с улыбкой говорю я, намереваясь выманить у Маргериты ее историю.

– Понимаю твой замысел, – отвечает она, осторожно взглянув на меня искоса. – Но я не привыкла говорить о себе, ни с кем. Как и ты, я скрываю свое прошлое. Даже мать Эрментруда не знает всего.

– Давай будем честными. Ты знаешь мои тайны, теперь позволь мне узнать твои. Бремя станет легче, если поделиться им. – Я чувствую, как стена ее самообороны начинает рушиться. – Ты можешь мне довериться, уверяю тебя.

Маргерита глубоко вздыхает и начинает рассказывать.

– Одна из причин моей гордости в том, что я родилась в семье принца Швеции, – рассказывает она, положив перо. – Меня назвали Маргретой. До того, как я стала взрослой, я воспитывалась при дворе короля. Затем мой отец умер, а мать заболела от горя. На моего дядю, короля, легла обязанность устроить мой брак. Его целью было укрепить благосостояние Швеции, но он также искал достойного мужчину, так как говорил, что желает мне счастья.