Мое имя – смысл

Лев ласково улыбнулся и, дотронувшись до ее плеча, ободряюще добавил:

– Ужин с вами я ни на кого не променяю.

Он встал, накинул на себя синий пиджак и, подмигнув Ольге Викторовне, вышел.

Сегодня он чувствовал в себе какое-то смятение, мысли переплетались в капризный неровный узор и мешали ему сосредоточиться. Правда, последнее время такое состояние стало для него практически обычным. Когда он был в Америке, все казалось очень ясным, было белое и черное, мысли аккуратно расчерчены в голове, как тетрадка в клетку. Он просыпался и знал, куда идти, что делать, что говорить. С тех пор, как Лев оказался здесь, черное и белое вдруг смешалось, вместо прозрачности и ясности все вдруг искривилось и помутнело. Он понимал, что с такими мыслями сложно заниматься бизнесом, поэтому, думал он, люди, которые начинают думать о тех вещах, которые его стали занимать, редко становятся бизнесменами. По сравнению с теми вопросами, которые тревожили его разум, бизнес казался мелкой и предсказуемой игрушкой. Там было все просто: за А следовало Б… Здесь же все по-другому, здесь другая связь, другие законы. За А может не следовать Б, меньшее может быть большим, ум может оказаться глупостью, красота – уродством, жизнь – смертью. Зачем? Почему? Куда? Откуда?

Он сидел в своем белом Мерседесе и задумчиво смотрел на мелькающих по Невскому проспекту людей. Здесь все так быстро менялось и исчезало: вот эта девушка в зеленом плаще с огненными волосами, сейчас она перейдет пешеходный переход и исчезнет в потоке, а за ней появится другой пешеход, и… он тоже исчезнет в пасти Невского проспекта. Если у города есть душа, то у Петербурга – это душа дракона: каменная, скользкая, блестящая, холодная… Он дышит пламенем страстей, он заставляет бежать, чтобы жить, но когда ты вдруг останавливаешься и озираешься назад, весь твой путь кажется фантомом, игрой и ты поскальзываешься на собственной страсти. В этом он чем-то похож на Лас-Вегас, своей странной «ненастоящностью», он будто бы создан, чтобы вводить в заблуждение, чтобы играть с чувствами и все путать. За его мрачностью, так же, как и за веселостью Вегаса, стоит то же самое – бесконечный хохот и пустота.

Мысли Льва прервал зеленый сигнал светофора, он нажал на газ и свернул на Садовую, где в маленьком французском кафе «Суаре» его уже ждали. За столиком с книгой в руках сидел его друг – Александр Светозаров. Это был один из тех людей, фамилии которых отражают их сущность. Лев познакомился с ним в первый год после своего прибытия в Петербург на научном семинаре «Православие и ислам», на котором оказался случайно. Он уже собирался покинуть это странное собрание растрепанных религиоведов, евреев и некрасивых дев, как услышал голос вещающего с кафедры оратора. В этом голосе было так много жизни, что Лев решил остаться, чтобы познакомиться с этим человеком. В его голосе сливались мудрость, тишина, мягкость, чистосердечность и какая-то удивительная сила, сила, абсолютно незнакомая ему – сила света. Их разговор начался как-то сам собой в холле института и продолжался до трех часов ночи в маленьком кафе недалеко от Фонтанки. Они говорили о Боге, смысле, политике, женщинах… И время, казалось, куда-то вдруг исчезло. С этих пор их встречи стали довольно частыми, Льва тянуло к этому светлому и могучему человеку, внешне похожему на Александра Невского, он так и записал его в первый день в своей телефонной книжке: Александр Невский. Такое сочетание мужественности, ума, чистоты, духовной тонкости и тихой радости было просто уникальным, Лев удивлялся этому человеку как Чуду Света, и называл своего друга земным ангелом.

– О, Лев, – лицо Александра озарилось радостной улыбкой, – ты представляешь, здесь замечательные книги. Вот это, – он поднял книгу со стола, чтобы показать почерневшую от времени темно-зеленую обложку книги с еле выступающими на ней золотистыми буквами, – фрагменты стоиков.

– Стоиков? – Лев все еще держал в руке протянутую ему руку друга, – я, по правде говоря, имею смутное представление о них… Я слышал о них однажды от одной девушки в самолете. Они занимались смыслом..? Марк Аврелий из их числа?

Александр рассмеялся:

– Можно и так сказать. Да, Аврелий из них, но он принадлежал к поздней Стое, а это, – он указал глазами на книгу, – ранние стоики. От их произведений остались только фрагменты, это 2-й том, фрагменты по логике.

У столика бесшумно появилась худенькая официантка в наглухо застегнутой белой рубашке и обтягивающем футляре черной юбки. Она быстро чиркала, записывая заказ гостей, и уже через несколько минут вновь возникла как призрак с двумя чашками американо. Стоики смешались с солнцем августовского утра, ароматом кофе и нежной мелодией французской песни.

Лев любил слушать рассказы своего друга-религиоведа, и теперь, расслабившись, молчал. На длинные золотистые волосы Александра падали лучи солнца и, казалось, будто вокруг его головы образовался перламутровый нимб. Его тихий, глубокий голос уносил Льва далеко за нашу эру, в Афины, где под жарким солнцем вещал Зенон Китийский…