Он почувствовал, как мягкая кошачья лапка, предвестник боли, осторожно коснулась затылка. Дотронулась и сразу наполнила голову мучительно-острыми иголками. Не было сил шевельнуться и отстраниться от тормошащих его людей. Только Леон заметил, как побледнело лицо Петра. Он что-то шепнул на ухо Бурнашу. Тот, глянув на нового чемпиона, поддержал его под локоть и повлек с ринга. С другой стороны ему помогал Леон. По его команде «дракончики» Стас и Костя подхватили ноги Петра. Бурлаков делал вид, что все в порядке, и приветственно махал трибунам рукой. Срочная эвакуация больного превратилась в торжественный вынос нового суперчемпиона боев без правил с ринга. Зрители поддержали процессию радостным ревом.
Скопившиеся у входа в десятиугольник секьюрити выстроились в две шеренги, освобождая проход. Под бурные крики и овацию зала команда Бурнаша с Великим Драконом на руках скрылась в проходе под трибунами.
Часть вторая
ПРАВИЛА БОЯ
Глава 1
О вреде и пользе торжественных приемов
Несколько часов Петр приходил в себя. Такого продолжительного приступа сильнейшей боли у него не было с того времени, когда он скрывался в подземном убежище дедушки Ахмада. Анальгин — одна, потом еще одна и еще две таблетки — не помогал. Боль на короткое время будто бы шла на убыль, но тут же накатывала и терзала с прежней силой. И вновь Петр корчился на диване в раздевалке, раздираемый нестерпимой пыткой.
Озабоченный Бурнаш едва не на руках приволок перепуганного врача в зеленой униформе и с тревожным чемоданчиком. Вероятно, тот был из команды «Скорой помощи», обеспечивающей финальную схватку. Павел Иванович страшно рычал и ругался, пугая доктора достаточно красочными откровениями об интимной жизни людей и животных, а также грозил всем присутствующим и отсутствующим карами и муками, в сравнении с которыми библейские могли пройти по уровню детсадовских шалостей.
Он был крайне расстроен состоянием подопечного. Знающие Бурнаша люди могли поведать, что наблюдали ранее подобное переживание бизнесмена Бурлакова один-единственный раз — в утро приснопамятного дефолта девяносто восьмого года. Тогда Бурнаш потерял практически все. Да и его личное здоровье было под большим сомнением, потому что как раз накануне он взял ну очень солидную ссуду из не менее солидной кредитной организации со скромным, но емким брендом «общак». Тогда он выкрутился, хотя попотеть пришлось изрядно.
Однако этого присутствующие знать не могли. Все были встревожены и удивлены столь экзальтированным поведением относительно уравновешенного в обычной жизни «человека-горы». Нет, конечно, Бурнаш и вспылить мог, и облаять непотребно, да и по сусалам провинившийся порой получал. Но как-то не по злобе все это было, больше — по добродушию и без нервов. А тут разволновался Пал Иванович не на шутку. Так как крайним человеколюбием и трепетной любовью к ближним Бурнаш не страдал, выходило, что и здесь припахивало если не дефолтом, то уж некими потерями в финансовом плане точно.
От обезболивающих уколов, которые предлагал сделать врач, Петр отказался. Доктор померил давление, пульс и лишь пожал плечами. И то и другое было в норме и не вызывало опасений. Он попытался помассировать больному голову, но даже легкое прикосновение к вискам вызвало у Петра стон. Бурнаш на инициативу доктора выдал нечто нечленораздельное, состоящее в основном из местоимений. Однако уже адаптировавшийся к обстановке эскулап так зло глянул на бизнесмена, что тот не осмелился продолжать опыты с грамматикой и стилистикой «великого и могучего». Скромно кашлянув в кулак, Павел Иванович стал молча и с интересом наблюдать за действиями врача.
Оставив голову больного в покое, тот легко прошелся пальцами по мышцам у ключиц и основания шеи. Эти манипуляции не вызвали явного противления у Петра.
Доктор одобрительно кивнул и жестом попросил стоящего рядом Леона помочь ему. Вдвоем они повернули стонущего Петра на живот. Пальцы врача умело пробежали вдоль позвоночника. Найдя какую-то точку на уровне плеч, он невесомыми аккуратными поглаживаниями стал массировать спину вокруг нее.
Скоро Петр почувствовал, что боль становится тупой и менее жесткой. Действия врача или анальгин, а возможно — и то, и другое, возымели действие, и мучительная пытка, разламывающая голову Петра, отступила. Сначала — всего на полминутки. Возвратилась, но уже не такой злой, как прежде. Опять ушла и вернулась минуты через три — уже не палачом, а брюзжащей старухой. Потом и старушка притихла, однако до вечера, до самых сумерек Петр чувствовал слабость и поглаживание мягкой шерстяной лапки по затылку.