Мое королевство. Бастион [СИ]

Крапивин целовал рот Алисы. Словно розу, ее нежнейшие лепестки. Не замечая, что губы запеклись.

Целовал шею под мочкой уха, щекоча бородкой, вбирая кожу губами и слегка прикусывая. Государыня не шевелилась, дивные глаза ее были полуприкрыты. Но когда ладонь Даля втиснулась под пояс юбки…

— Саша, не надо! — ковшом ледяной воды за шиворот.

Даля сбросило с кровати — на колени. Ведомый страхом и желанием, он предал государыню дважды за сегодня. Крапивин все бы сейчас отдал за то, чтобы просто сидеть возле Алисы, придерживая теплое плечо, и читать вслух стихи, которым место в самых дальних хранилищах спецхрана. И чтобы тонкий шифон блузки оказался прочнее крепостной стены.

Каждый день видеть в Крапивине Сана — пытка. Мог бы и догадаться.

Какое догадаться! Он знал. Но упорно отталкивал от себя понимание, загонял в дальние уголки подсознания, пренебрегал им — потому что не в силах был уйти.

— Я дурак, Алиса. Простите меня, если сможете.

«В губы целовать — водой напоить.

В губы целую.

В лоб целовать — память стереть.

В лоб целую.»

Если абсолютный текст что-то может во благо, пусть будет так!

Даль поцеловал Алису в складочку между бровями и бережно усадил. Намешал меду в остывший чай. И поднес вместе с порошками.

— Если не хотите есть — хотя бы выпейте. Нужно.

Самым честным сейчас было бы застрелиться. Но Крапивин не мог себе позволить оставить государыню одну, в чужом городе, с фальшивыми документами и неясными намерениями в голове. Потому проверил грим перед зеркалом, подобрал трость и отправился добывать экипаж.

Алиса встретила его полностью готовая к дороге, исключая обувь, которую комиссар как раз принес. Словно уродливой верхней одеждой пыталась отгородиться от новых посягательств. Даль покраснел и опустился на колени, чтобы помочь государыне обуться. Вывел ее к коляске.

Дождь закончился, ветер прекратился, и выглянувшее солнце делало погоду почти сносной. Крапивин даже расстегнул верхнюю пуговицу пальто.

Лошадки трусили по подсыхающей грязи, колеса натужно вертелись, а возчик болтал не переставая, не обращая внимания, слушают его или нет, и только на въезде в город изволил спросить:

— Вам куда?

— На Старое кладбище, — отозвалась государыня.

Даль, скрипнув зубами, кивнул.

На мостовой коляска разогналась, а под гору и вовсе летела. Крапивин ухватился за дверцу, прижав государыню к себе, но отпустил, едва остановились. Она благодарно кивнула и оперлась на его руку, выходя из экипажа.

Не успел Даль расплатиться, как их окружили продавцы цветов, свечей и лампадок и проводники по некрополю, наперебой предлагая услуги. Тем более, что и окружать было больше некого. Комиссару пришлось отгонять их взмахом трости и зверским выражением лица. У кладбищенских ворот галдящая публика отпала, только нищий пацан юркал следом, не оставляя надежды стибрить что-нибудь или просто напакостить. Швырнул куском мрамора, отколовшимся с надгробия и, насвистывая, исчез между могилами.

— Сволочь мелкая, — выругался Даль. — Как ты?

— Все хорошо. Спасибо, — Алиса беспомощно оглянулась.

Крапивин обрадовался, что она не молчит. Каждое из оброненных слов было ступенькой к прощению.

— Подними воротник. И куда мы?

Она молча повиновалась, близоруко вглядываясь в бесконечную аллею, осененную плакучими ивами. Даль подумал, что под кладбищем хорошая ливневка: песок на аллее был совершенно сухой.

— Не знаю. Туда, — государыня указала на лабиринт дорожек и надгробий. Комиссар передохнул. Он думал, что Алиса потребует отвезти ее на могилу Сана. Кенотаф, поправил он себя. Могильщики похоронили горсть пепла и не пойми чьих костей, а Сана там нет.

Но Алиса не попросила. А Старое кладбище потому и зовется старым, что здесь уже мало кого хоронят, разве что в родовых склепах или могилах родственников.

Чем глубже они заходили, тем сильнее Далю казалось, что кладбище сопротивляется вторжению. Раскисшая глина разъезжалась под ногами, зубец ограды порвал рукав пальто, а ежевичный стебель, за который он ухватился в тщетной попытке не упасть, пропорол толстую кожу перчатки и впился колючками в ладонь.

И вдруг все закончилось. Дикая роза обвивала каменное подножие, на котором стояла коленопреклоненная деревянная женщина с крыльями. Ягоды алели среди увядающей листвы. Часть листков усеяла аккуратно выстриженную траву вокруг памятника.

Алиса обошла его и рукой в перчатке раздвинула колючие стебли, пытаясь разобрать надпись, высеченную на мраморе. Буквы и цифры никак не желали складываться во что-то осмысленное.

Кто-то кашлянул у них за спиной. Пара резко обернулась. Даль увидел рослого симпатичного мужчину в рубахе тонкого полотна с закатанными рукавами; в темных панталонах и высоких сапогах, заляпанных глиной; с ведром и губкой в руках. Должно быть, это его куртка лежала на низкой скамейке рядом с памятником.

Алиса, вероятно, увидела нечто большее. Потому что вскрикнула и упала вниз лицом, очки звякнули, разбиваясь о случайный камешек.