Иван был полон сомнений, он любит эту девушку, любит всей душой и сердцем. Может он где-то чопорный и редко показывает свои эмоции, но он ее любит. Он хочет, чтобы она принадлежала ему всецело. Ему. Не сцене. Так хочет Ожогин — эгоист, но с Евлентьевой он не может поступать эгоистично. С кем угодно, но только не с ней.
— Остался предпоследний спектакль, — то ли с грустью, то ли с облегчением сказал Колпаков.
— Даже не верится, что я смогла столько отыграть, — надевая рыжий парик, сказала актриса московского театра.
— Ты талантливая, быстро втянулась, — добавил Ожогин, — и тебя окружает отличная команда.
— Сам себя не похвалишь, как говорится, — Евлентьева снова позволила окунуться в красоту небесных глаз и в этот раз увидела нечто иное. Он смотрел на нее по-другому… Странно, как будто в последний раз.
Несколько минут до выхода на сцену
Все было готово. Граф на высоте, Сара с губкой в руках, ансамбль в сборе. Но что-то было не так. Напряженно.
— Вань, — подбежала Евлентьева к своему любимому графу, — я так больше не могу.
Ожогин, хоть и обещал сдерживаться, но увидев эти невероятные глаза, сразу же нарушил все, что себе запрещал и обнял девушка, так крепко, как только мог.
— Я люблю тебя, — наконец она произнесла то, чего так боялась. Он лишь упоительно слушал эти слова, закрыв глаза. Ведь он хочет сказать в ответ тоже самое, он готов. Давно готов признаться в чувствах. Но молчит. — Мне неважно сколько времени у нас будет: год, два, десять… Вся жизнь.
— Кьяра, послушай, — чуть-чуть Ожогин отстранился от нее, — и пойми меня правильно. Я ценю твои чувства, но с моей стороны эта была игра, как «догонялки». Я хотел тебя заполучить и у меня получилось, — одной безжалостной стрелой он насквозь пробивает два любящих сердца, но он так решил. — Ты молода и перспективна, тебе нужно проживать свою жизнь, но не со мной, — боль нарастает, становится тяжелее дышать и образ графа идеально вписывается в холодную и бесчувственную речь актера.
Девушка задрожала, она смотрела в его глаза и не верила ни одному слову. А ведь он оказался хороший актер, раз так жестоко мог манипулировать уязвимым сердцем.
— Я не верю тебе, — Евлентьева продолжала смотреть ему в глаза, еще капля и он бы сдался.
— Настырная глупая девчонка, — для правдоподобности он даже крикнул, — я не люблю тебя! Забудь, про эти призрачные мечты «жили долго и счастливо». Я. Тебя. Не люблю. — еще раз ножевое ранение нанес он своему сердцу.
— За что? — совсем тихо, практически шепотом произнесла она. Я же… — она начала заикаться, а он мысленно говорил «Ваня, терпи». Он должен отказаться от нее, она заслуживает иную жизнь.
— Я жить без тебя не смогу, — девушка упала на пол и разрыдалась вслух.
Сейчас он готов проклинать себя, сколько боли этот взрослый мужчина причинил этой маленькой девочке. Ожогин знал, прежде всего, это будет лучше для нее, пусть она возненавидит его навсегда и никогда не простит. Со временем Кьяра поймет, что сделал он все это ради нее. Ведь очень тяжело отпускать любовь по доброй воле, а свою он вырвал вместе с сердцем.
— Что происходит? — художественный руководитель заглянул за кулисы и увидел истерику молодой актрисы.
— Я не могу, — прерывисто говорила она. — Я не пойду на сцену, — девушка скинула с себя красный платок и убежала.
— Надеюсь, все это правильно…
========== Железная ловушка ==========
Ожогин пытался, но идеально, как он привык, отыграть спектакль не получилось. Евлентьеву лихо заменила Елена Бахтиярова, но Ване от этого легче не стало. Актер был подавлен, немногословен и раздражен. Спасение было в том, что осталось два спектакля и он сможет уехать из Питера и попытаться забыть все это. По-настоящему забыть ее.
— Я всегда тебя уважал и относился с пониманием ко всем твоим, даже самым «неправильным» поступкам, — в гримерку к главному вампиру ворвался Колпаков, — всегда пытался найти оправдания твоим действия. Но…
— Что же ты замолчал, — Иван смотрел на свое отражение в зеркале и видимо не собирался поворачиваться, чтобы послушать нарекания приятеля, — продолжай, я весь во внимании.
— Может, уже выйдешь из этого дурацкого образа «Я - Бог и мне все должны», — Ростислав подошел к мужчине и развернул его к себе. — Столько вокруг девушек, женщин, — развел руки в сторону артист, — а ты решил разбить ей сердце. По-твоему это в порядке вещей, да? — Ожогин слушал разъяренного Колпакова и лишь умилялся изредка его глупым догадкам.
— Я тебя долго слушал, а теперь выслушай меня, — Иван уселся на стул рядом. — Люблю ее не меньше твоего, — лицо Ожогина стало очень серьезным, а Ростислав немного смутился такой откровенной речи. — Знаю, что ей нужно строить дальше свою жизнь и ради этого, только ради этого, я добровольно от нее отказался. Тебе ли не знать, что я слышал ваш разговор и про Бродвей, и про ее любовь ко мне. Так, пойми, как мне было сложно сказать девушке, которую люблю, то, что я ей сегодня наговорил перед спектаклем. А теперь, давай, суди меня.