Мое кудрявое нечто (СИ)

"Они не верили, что я могу запихать в рот пятнадцать конфет, придурки. Это я еще не голодный был" – поясняет фото Коршун и мне становится тяжело дышать от застрявшей в горле смешливой дрожи.

Изображение сменяется каждые несколько секунд и сопровождается комментариями парней. Из моего носа вытекает шампанское, когда я вижу школьника Коршуна, отвечающего у доски в классе в одних только трусах, зубной щеткой в руке и извазюканным пеной ртом. Миша тут же подает мне салфетку, балаболит о том, что тогда проигрался друзьям в карты, а затем кричит им немедленно свалить со сцены и больше никогда не звонить ему. Но от следующего кадра шампанское выливается из многих других носов, ведь тут мой школьник-теперь-уже-муж стоит с повинным лицом у мокрой стены полицейского участка в Берлине. "Я отомстил за деда!" – орет он гостям и бьет себя в грудь.

– Не пугайся, детка, – в микрофоне раздаются звонкие переливы смеха Тины, – вообще-то, Коршун самая милая птица, только посмотри на это…

На фото Миша в розовом костюмчике с короткими штанишками широко улыбается в кадр. "Это выпускной, я был самым модным" – поясняет он тихо одной мне, ведь перекричать бушующий гоготом зал уже невозможно.

– И он сможет защитить тебя от любых бед, – сообщает Леша.

И вместо фотографии появляется видео, на котором Миша отчаянно отгоняет чаек от блюда с шашлыком на каком-то пляже. Это действие сопровождается его громкой нецензурной лексикой и смехом его товарищей на заднем плане.

– Умоляю, скажи, что ты еще не хочешь развестись со мной, – стонет мой муж.

– Ни в коем случае, – уверяю его я, – но от воспитания детей ты отстранен навечно.

– Да ладно тебе, я же как-то выжил!

Ребята дарят мне набор украшений, как выразилась Тина "на все времена" и годовой абонемент в СПА-салон, потому что мне же где-то надо отдыхать от их друга. А вот их другу подарок не положен, потому как ему и так я досталась. Ах да, еще я получила электрошокер, чтобы иметь возможность вырубить Мишу, когда он меня совсем достанет.

А вот в поздравляющих нас сослуживцах Миши я вижу много знакомых лиц. Все они бывали в "Спортивном квартале", откуда я уволилась именно из-за их наплыва.

– Они буквально умоляли меня познакомить их с тобой, – оправдывается Миша в ответ на мой возмущенный взгляд. – Я сказал, что ты занята работой. Они сами пришли посмотреть на тебя. Я не виноват…

Он просто невозможен. Но я не злюсь. Он просто такой.

Да я и злиться то уже не могу. И смеяться мне тяжело. Я слишком сильно затянута в это платье. Так плотно, что дышать совсем трудно.

***

– Ну вы и гады!

Я возмущен! Вся моя личная жизнь выставлена напоказ. Все сокровенные моменты: описанная стена Берлинского полицейского участка, одетый в счет проигрыша в карты шикарный розовый костюмчик и даже в труселях меня показали… в натуре, негодяи.

Хотя, что мне? Я шикарно смотрелся в кадре.

– Погоди, – Леха закрывает дверь кабинета, куда мы с парнями удалились на перекур, – самое крутое тут.

Пялюсь в протянутый мне планшет и ржу над фоткой своего члена, запечатленного в самый страшный момент моей жизни – лишайный. Я тогда подобрал котейку, найденного в лесу и притащил его домой. А тот наградил меня лишаем в драгоценном месте, потому как пока я отмывал его в бане, успел пару раз цапнуть.

– Ладно хоть не отвалился, – выдыхаю, я тогда, правда, испугался.

– Я, кстати, бабе Кате такси вызвал, – сообщает Самойлов, – что-то она совсем расклеилась.

– Ага, рыдает, – соглашаюсь с другом. – И заканчивайте клеить эту телку, как ее, Хомякову.

Не хочу чтобы парни поматросили ее, а Рита потом мне выговаривала. Все таки девчонка ее подруга.

– А она ниче такая.

Нет, Самойлов явно не намерен отпускать свою жертву. В его серых глазах уже можно увидеть, как Женьку достается от него в машине, а потом и в его кровати, но уже от Лехи. Боюсь, с этим я поделать ничего не смогу, если только незаметно отправить Хомякову домой.

– Кстати, – решаю поумерить пыл друга трудным разговором, который все откладывал, – ты только не бесись, ладно?

Предусмотрительно тушу бычок и отступаю на шаг назад, потому что Самойлов сейчас взбесится. Вот, уже напрягся…

– Коршун, если ты сейчас снова скажешь что назвал какую-нибудь собаку в мою честь, я не посмотрю, что у тебя сегодня первая брачная ночь и кастрирую, – напрягается блондин.

– Это было бы проще, – усмехаюсь. – Но тут такое дело… понимаешь.., – мне сложно сказать ему об этом.

– Да говори ты уже!

– Короче, мой отец трахает твою мать, – нафига я сказал "трахает"… хотел же нормально, гребанный мой язык.

Самойлов замирает на пару секунд и взрывается.

– Ты совсем ох.ел?

Он не успевает кинуться на меня, Романов уже держит его со спины, а Кобарь становится рядом, готовый помочь.

– Ну или она трахает моего отца, если тебе так проще, – пытаюсь исправить положение, но снова что-то делаю не так.

– Да не держи ты меня! Не буду я его пизд.ть! – Романов отступает на шаг от нашего друга. – Возьми свои слова обратно!

– Не могу, братан, я их видел, – грустно мотаю головой, вспоминая это зрелище. – Тетя Наташа, кстати, ничего такая…