В дверном проеме появляется его высокое мускулистое тело, с завязанными наверх в узел кудрявыми волосами. Его взгляд проходит по моему телу, и я немного сжимаюсь, отворачиваясь к плите. Сырники уже готовы и газ выключен. Но я переворачиваю их, чтобы протянуть время, надеясь, что Миша сейчас уйдет.
Тяжелые шаги за спиной сбивают дыхание. А когда огромная ладонь ложится на мое плечо, оно совсем замирает.
– Что там? – парень вытягивает шею, рассматривая свой завтрак, и касается подбородком моей головы, словно невзначай. – М-м, какая ты умничка, малышка, я обожаю сырники. Еще бы варенье.
– Там…
Вдох получается дрожащим, неровным. Запах пота ударяет в мой нос. Но мне не неприятно. Раньше я никогда не чувствовала запаха пота, и теперь мне кажется, так пахнет мужественность и сила, которые ассоциируются с Мишей. Хочется вдохнуть глубже, оставить этот запах в себе. В животе что-то словно шевелится – неясное чувство. Соски резко набухают и сжимаются, а рот наполняется слюной.
– Че замолчала? – ладонь чуть сжимает мое плечо, пальцы поглаживают косточку у шеи.
– Я… варенье… сварила.
– Ты сварила варенье? Когда ты успела?
Миша явно удивлен, а во мне просыпается гордость, словно меня похвалили за хорошую работу.
– Мы с Алексеем Витальевичем собирали землянику и малину в лесу, еще летом.
– Так это ты собирала? Я с молоком ее тогда заточил.
– Не всю, – смеюсь. – Кое-что осталось, мне стало жалко, если испортится, и я спросила разрешения у твоего папы сварить их.
– Зачем ты просишь разрешения? Ты можешь делать в этом доме, что захочешь. А уж тем более варить варенье. Ты знаешь, что я могу съесть трехлитровую банку за один вечер?
Не могу посмеяться его, надеюсь, шутке, иначе этого парня не прокормишь, потому что длинные пальцы чуть опустились, и теперь легко поглаживают основание груди там, где из-под выреза халата виднеется тонкая линия между. Мое дыхание учащается.
– К сожалению, там только пол-литровая банка.
– Мне как раз хватит на завтрак, – глубокий голос теперь у моего уха, посылает в мое тело электрический разряд.
Не могу пошевелиться. Вторая рука Миши ложится на талию, и медленно идет вверх. Меня обдает жаром, когда она обхватывает мою грудь. Вздрагиваю. Я ведь только что хотела почувствовать его объятия! Так почему замерла сейчас? Я нравлюсь ему, раз он так нежно прикасается ко мне. Ведь нравлюсь? Или он просто смирился с решением отца?
Резко сглатываю, ощутив, как указательный палец обводит выпирающий из-под ткани халата сосок, а затем проходится по нему ногтем.
– Знаешь, мне никто никогда не готовил завтрак, – его тело прижимается ко мне, а рука спускается с плеча к талии и ниже, забираясь под подол халата.
Мое тело отказывается слушаться, словно все мышцы атрофировались. Меня никто раньше так не трогал, не заставлял чувствовать то, что я чувствую сейчас. Между ног становится сыро. Боюсь намочить трусики.
– Ты принесла уют в это место, – его губы уже нежно касаются моей шеи, а рука аккуратно проходит по бедру вверх, к животу, и я склоняю голову в его сторону, позволяя себе насладиться этим первым прикосновением. – Теперь это действительно дом. Я хочу возвращаться сюда вечерами, чтобы увидеть тебя, малышка.
Парень дышит так же глубоко, как и я, обжигая кожу жаром. Воздуха не хватает, я пытаюсь набрать его ртом, отчего грудь сильно подается вперед. Ладонь Миши сжимает ее сильнее. Чуть выше правого бедра в меня отчетливо впивается одеревеневшее достоинство Коршуна. Даже сквозь ткать его треников и моего халата, я чувствую, как от трется об меня.
– Кх-кха! Доброе утро. Вижу, вы нашли общий язык?
Нет-нет-нет, пожалуйста, пусть Алексей Витальевич не видит, как его сын трется о меня своим членом. Какой же стыд! Покрываюсь краской до кончиков ушей и перестаю дышать снова. Миша возвращает обе ладони на мои плечи и шепчет на ухо:
– Все в порядке, не переживай, хорошо?
Не могу кивнуть, вообще шевельнуться не могу.
Миша аккуратно поворачивает меня, и я встречаюсь глазами с его отцом. Опускаю глаза. Мне стыдно. Мне никогда, черт возьми, не было так стыдно! Не вижу лица мужчины, так как Миша выводит меня с кухни.
– Я собирался сделать тебе внуков, старик!
Весело говорит Миша отцу, когда мы проходим возле него. Останавливаюсь, как вкопанная. Что он говорит такое? Позор! Какой же позор! Поднимаю глаза на друга папы и исступленно мотаю головой.
– Рита, – твердым голосом произносит генерал, – собирайся, я отвезу тебя в институт.
– Я сам отвезу ее, товарищ генерал, – Миша выпускает меня и отдает честь отцу.
Выбегаю из кухни и несусь в свою комнату, где судорожно натягиваю на себя одежду.
***
Отец хватает меня за ворот пропотевшей от тренировки футболки и резко прижимает спиной к стене. Его лицо, напряжено и сосредоточено. Военный характер дает о себе знать.
– Держи свой член подальше от Риты до свадьбы, понял? Она дочь моего боевого товарища, а не одна из этих антисоциальных личностей, которых вы таскали сюда с твоими дружками!