Олежка, блин, в задницу ему кол, а не сыроежку. Несколько секунд и в дом действительно входит Самарский. Да не один, а с большим букетом белых роз и с пакетом в руках. Видимо из-за огромного букета он не сразу увидел двух дур, стоящих посередине прихожей. Только уже положив цветы на рядом стоящий столик, обомлел при виде нас двоих.
Глава 21
Смотрю на бумаги, а сам уже ни хрена не понимаю. Ни то, что активно вещает Макс, ни то, что подписываю. А ведь так можно и попасть. Нет, то, что Островский меня подставит-это чушь, вот только сам он за своими амбициями не заметит, что мы оба можем прогореть. Ай ладно, в конце концов, не последние деньги, главное поскорее отсюда уйти. Да уж, корень всех проблем женщины. Что-то в этом есть, иначе как объяснить, что я готов похерить половину своих богатств, чтобы поскорее отсюда свалить и устроить… романтический ужин. Господи, это даже в мыслях звучит странно. Но тем не менее, вместо пунктов договора я вижу Викино улыбающееся лицо.
— Ну наконец-то, чего ты как целка ломаешься. Не первый раз же, — поднимаю голову на голос Макса и начинаю потихоньку осознавать его слова. Какая ирония, знал бы ты, Макс. Протягиваю ему документы и встаю из-за стола.
— Надеюсь, что первый, иначе я ничего не понимаю в женщинах.
— В смысле?
— Мои мысли повисли.
— Самарский, ты чокнулся?
— Все может быть. Сумасшедшие как раз и не понимают, что они сумасшедшие. А ты знал, что любовь-это психическое отклонение? Представляешь, сколько вокруг нас ходит больных людей, не осознающих, что они больны? Опаснее всего-влюбленные, это острая фаза. У них что-то сродни острой наркотической зависимости, они эмоционально нестабильны, могут выкинуть какую-нибудь дрянь, вон сколько случаев, как мужик пырнул другого, потому что тот посмотрел на объект его влюбленности. Хотя тут еще на лицо бред ревности. В общем сплошная патология. Казалось бы, влюбленность прошла и все тип-топ, но нет, есть же настоящая любовь. Так вот, это уже хроническая форма. Но и тут есть свои нюансы, если объект куда-то уйдет, умрет или еще что-нибудь, то начнется абстинентный синдром, что само по себе тяжелый случай и мы снова упираемся в то, что любовь и ее аналоги-это болезнь.
— Ты точно еб*улся. Дурку вызывать? У меня есть знакомый психиатр, все останется только между тобой и им.
— Нет. Психиатр никого и никогда не сможет вылечить по той простой причине, что любое психическое заболевание-это болезнь души. А нейролептики не лечат душу.
— Ты точно кукукнутый на всю голову, — наливая в бокал виски констатирует Островский. — Знаешь, иногда мне кажется, что ты занимаешься не тем, чем нужно. Пока не поздно-иди в философы. Как раз в сорокет станешь дипломированным специалистом. На окончание университета я подарю тебе томик по психиатрии, если, конечно, не двинешься раньше времени. А если серьезно, откуда ты знаешь всю эту перечисленную тобой хрень? Только не говори, что снова читал газету в сортире, не поверю.
— В газете такого не напишут. Это личный опыт, рассказанный моей матерью. Она, кстати, ушла из психиатрии, через год после работы в больнице.
— Ну, тогда понятно, чего ты такой кукукнутый, — не могу сдержать смеха.
— И это мне говорит человек, которого тетка кличет контуженным. Ты недалеко от меня отошел, вот прямо совсем. Слушай, а давай назовем одну из наших фирм «КК». Такими большими и броскими буквами. Все будут думать, ай как красиво, что-то типа первые буквы фамилии. И только мы будем знать, что это Кукукнутый и Контуженный. Звучит, да?
— Кукукнутый, я надеюсь ты не принимал какую-нибудь запрещенную дурь?
— Однозначно нет. И кстати, хватит бухать, это уже перебор.
— Это для закрепления новой сделки.
— Ладно, крепи и закрепляй.
— Стой. Я хочу взять через пару недель отпуск и куда-нибудь слетать. В общем, не хочу брать с собой Вику. Присмотришь за ней? Ну так, ненавязчиво.
— Обязательно. Только, если ты мне скажешь зачем двадцатиоднолетней девушке такая опека брата?
— Мне просто так спокойнее.
— И кто из нас кукукнутый? Ладно, я присмотрю за Викой очень ненавязчиво. Вот прям совсем не навязчиво. Обещаю.
***
— Молодой человек, может все-таки остановимся на белых розах?
— Розы недолговечны, я не хочу их выбросить на следующий день.
— Эти постоят дней пять, уверяю вас. Это такой сорт. Посмотрите какие они крепкие.
Смотрю на разнообразие цветов и понимаю, что что-то не так. Кажется, кто-то был действительно прав, и я ломаюсь как целка или как ворчливая бабка, вечно всем недовольная.
— Ладно, — нехотя соглашаюсь я. — Только давайте побольше роз, чтобы руками было сложно обхватить. Ну девичьими руками, а мне чтобы влезло. Никаких других цветов пихать не надо и эту траву белую, которая вечно идет с розами тоже не вставляйте. Что касается бумаги, мне нужна такая новомодная, которая похожа на газетную. На ней еще куча надписей, сердечек, стихов и прочее.
— Поняла, крафт-бумага? — достает несколько видов бумаги, демонстрируя мне все описанное мной.
— Да. Где сердечек больше, — со скептическим видом продавщица берет бумагу и удаляется за цветами.