Мое непреклонное сердце

Его пальцы зарылись ей в волосы. Шпильки, державшие их, выпали под их мягкими, но настойчивыми движениями. Колин стал медленно расчесывать тяжелые пряди всей пятерней, и они стекали у него с кончиков пальцев словно струи воды.

Такая его забота смутила Мерседес. Она задышала часто и тяжело, ожидая, что вот сейчас его рука доберется до ее затылка и станет ласкать кожу. Из своего опыта она знала, как нежность часто оборачивалась для нее болью. Ожидание бывало иногда более мучительным, чем само наказание. И она с нетерпением ждала, чтобы это поскорее закончилось.

- А обещания самому себе? - продолжал он. Пальцы скользнули ей на затылок. - Как быть с ними?

Слова, кажется, застыли у нее в глотке.

- Я... я не знаю, что вы имеете в виду, - сказала она.

У нее мороз пробежал по спине, когда он шершавыми кончиками пальцев провел по ее коже.

- Это ведь тоже дело чести - сдержать обещание, которое дал самому себе?

Его рука снова погрузилась в ее тяжелые волосы. Темно-шоколадные завитки падали сквозь растопыренные пальцы.

Мерседес показалось, что он разговаривает сам с собой: громко задает себе вопросы и раздумывает над своими ответами.

- Честь для каждого начинается с самого себя, - сказала она осторожно.

Его рука застыла в ее волосах. Мерседес сжалась, втянула голову в плечи, приготовившись к боли, которая, она была уверена, сейчас последует.

Колин вздохнул:

- Я думал, что по этому вопросу мы могли бы сойтись во мнении.

Рука его бессильно упала на колени.

Мерседес ждала. От напряжения у нее разболелись плечи. Шея затекла, а сердце неприятно громко стучало в груди. Она медленно повернула голову, чтобы посмотреть на него. Она не увидела никаких видимых признаков напряжения: ни нахмуренного лба, ни сжатых челюстей. Лицо его казалось таким же расслабленным, какое бывало у него во время сна, но Мерседес чувствовала по его дыханию, что он не спит. Когда она попыталась подняться, чтобы уйти, его глаза немедленно открылись.

- Ты сегодня все время чего-то боишься, - сказал он, рассматривая ее своими безжалостными черными глазами. - Что, ты куда-нибудь торопишься?

- Я... нет, никуда, - растерялась она. И тут же пожалела о своей нерешительности, потому что он посмотрел на нее внимательным, испытующим взглядом.

- То есть, - поправилась она, - я хотела бы лечь в постель.

Колин тут же согласился:

- Конечно!

Он встал на ноги сам, помог подняться Мерседес и легонько подтолкнул ее в направлении постели.

- Я имела в виду собственную постель, - сказала она.

- А я имел в виду свою.

Мерседес через плечо посмотрела на него.

- Хорошо.

Отвернувшись и наклонив голову, она стала развязывать пояс своего платья. Она хотела сбросить его прямо на пол, но Колин подхватил его и аккуратно повесил на спинку кресла у письменного стола. Он смотрел, как она снимает покрывало. Но вместо того чтобы лечь под одеяло, она пристроилась на самый краешек постели и упрятала ноги под кровать. Он был уже не так пьян, чтобы не заметить, что все в ней напряжено до предела.

Утомленная его постоянной слежкой, Мерседес гордо подняла подбородок.

- Давайте быстрее кончать с этим, - холодно сказала она.

Брови Колина удивленно поползли вверх, а в глазах появилось недоумение, которое трудно было бы разыграть.

- С чем кончать? - удивился он.

Она беспомощно взмахнула руками, пытаясь подобрать слова.

- С тем, что вы собираетесь делать.

- Я собираюсь раздеться.

Руки ее беспомощно упали, при этом левая задела лежавшую рядом подушку. Совершенно независимо от ее сознания пальцы Мерседес вцепились в ее угол. Быстрым движением она подняла ее и, замахнувшись, метнула в сторону Колина.

Чуть не упав от изумления, Колин отпрянул назад. Это было посильнее смеси из виски, портвейна и шотландского бренди. Он поймал подушку у живота и, восстановив равновесие, отшвырнул ее в ноги кровати.

- Что ты делаешь? - удивленно воскликнул он, не собираясь сдавать позиций. - Ты меня специально хочешь разозлить?

И когда он задал этот вопрос, ответ напросился сам собой. Удивление в его глазах сменилось пониманием. Сразу снизив тон, он сказал на этот раз самому себе:

"Конечно же, она делает это специально!"

Колин заметил широко открытые глаза и бледное лицо Мерседес. Он склонил голову набок.

- Но почему, Мерседес? Чего ты хочешь? Она судорожно ухватилась за край постели и сказала, тщательно выговаривая каждое слово:

- Я - хочу - поскорее - с этим - покончить.

"Воистину, - подумал Колин, - алкоголь превращает человека в тупицу".

- Я не собираюсь тебя бить, - сказал он. - Ведь ты же этого ждешь, да? Что я накажу тебя за сегодняшний сговор с Северном?

Мерседес не поверила.

- А разве не так?

- Я уже сказал однажды, что никогда не буду тебя бить. Я разве дал тебе повод думать, что изменю своему решению?

Спазм в горле мешал ей говорить. Боль стремительно распространялась, отдавая острой резью в глазах, пульсируя в висках. Почувствовав близкие слезы, Мерседес усиленно заморгала. Огромный комок в горле никак не спадал.

- А что же тогда ваши разговоры об обещаниях? - спросила она. - И что вы за человек: вы их держите или нарушаете?