Этот вопрос был для Колина как удар. Если бы она ударила его, было бы не так больно.
- Я говорил о других обещаниях, - сказал он. - Они не имеют к тебе никакого отношения.
- И все же это как-то затрагивало меня, - возразила она, - иначе вы не стали бы говорить об этом при мне. Вы хотели, чтобы я терялась в догадках, не зная, о чем вы говорите. И если вы при мне вслух выражали сомнения, дескать, нужно ли сдерживать свои обещания, то почему я не должна думать, что вы не нарушите того слова, что дали мне?
Колин долго смотрел на нее не мигая, и тишина заполнила пространство между ними. Он понял, какого труда стоило ей говорить с ним так откровенно. Косточки ее пальцев совсем побелели, так крепко она сжимала край постели. В серых глазах стояли невыплаканные слезы. По темным волосам, которые ниспадали как плащ, окутывая ее плечи, пробегали волны, выдавая дрожь ее напряженного как струна тела.
Если поверить в то, что она вообразила о нем, - так он просто чудовище! Он попросил ее посидеть рядом с ним, потому что она успокаивала его, как могло успокоить только море. Он вспомнил, как он положил ей руку на плечо, лаская ее затылок и перебирая волосы. Кожа у нее была такая трогательно нежная, а волосы струились как шелк. Было непостижимо приятно ощущать ее четкий пульс вдоль длинной стройной шеи. И все это время, пока он наслаждался ее близостью, она была в ожидании оплеухи?! Да, это было мучительное ожидание!
- Ты меня совершенно не поняла, - сказал он. Колин резко повернулся и вышел в гардеробную. Мерседес взяла подушку, лежавшую в ногах кровати, и прижалась к ней. Он даже не возвысил голоса. Он не угрожал ей, не поднял на нее руку. И все же она чувствовала себя подавленной, униженной. Только на этот раз грузом своих собственных подозрений и недоверия.
Мерседес посмотрела на дверь. Она вполне может уйти. Она понимала, что он не будет преследовать ее даже сегодня, когда она совершенно напрасно обвинила его в том, что он забавлялся ее страхом. А хочет ли она сама уйти? Это был вопрос, над которым она старалась не задумываться: в себе она была уверена еще меньше, чем в Колине. Гораздо проще было думать о том, что хочется ему.
Она слышала, как он ходил по комнате, потом умывался и чистил зубы, снимал одежду. Как тихонько чертыхнулся, ударившись обо что-то. После этого было слышно, как он скакал на одной ноге, видимо, потирая ушибленное место. Непонятно почему, но именно этот ушиб решил все дело. Она представила себе его беспомощным и неуклюжим, еще не совсем отошедшим после смешения сразу трех напитков.
Мерседес лежала на боку, упершись взглядом в стену, когда Колин вошел в спальню. На нем не было ничего, кроме кальсон на шнурке, низко державшихся на его узких бедрах. Он постоял у ночного столика, прикручивая фитиль у лампы, потом приподнял простыню и лег. Она лежала на своей стороне, и поэтому его простыни были холодные. Он вытянулся на спине и закрыл лицо руками. Он прислушался к ее дыханию и понял, что она все это время ждала его.
- Простите, - сказала она.
- Ты могла бы здесь не оставаться, - сказал он. Они произнесли это одновременно и плохо расслышали друг друга.
Мерседес повернулась к нему лицом.
- Простите, - повторила она.
- Я сказал, ты могла бы...
- Нет, я не переспрашиваю, я хочу попросить прощения за то, что плохо о вас думала.
Она замолчала, но Колин ничего не ответил на ее извинения.
- Вы понятия не имеете, как все это было с моим дядей, - сказала она.
- Я каждый день узнаю о нем что-нибудь новенькое.
- Поверьте, я не жду от вас жалости.
- Я никогда так не думал. Мне кажется, что было бы лучше, если бы ты не говорила о нем так осторожно, как будто намекая на существование некой темной стороны его характера. - Колин хохотнул, но в его смехе не было веселья. - Потому что наличие темной стороны предполагает что-то противоположное по качеству с другой. Из того же, что я узнал, можно сделать вывод, что граф Уэй-борн - редкостный ублюдок.
Губы Мерседес тронула еле заметная улыбка:
- Теперь вы оскорбили разом всех ублюдков.
Колин удивленно посмотрел на нее:
- Значит, ты не всегда стоишь на стороне Уэйборна?
- Не всегда, - спокойно ответила она. - Мне кажется, сейчас я еще сильнее ненавижу его. Теперь, когда он, кажется, уже ушел из моей жизни, его дела и слова возвращаются и снова мешают мне жить.
- Как сегодня.
Она кивнула.
- Вы вдруг напились... И я не знала, что и...
- И когда я попросил тебя остаться у меня...
- Вы не просили, - поправила она его.
- Разве я не просил? В самом деле? - Колин уставился в потолок. - Это я и пытался сказать тебе, когда вошел сейчас. Я хочу, чтобы ты знала, что не обязана приходить сюда.
- Я знаю.
- Не потому ли ты здесь, что хочешь этого?
- Я так не говорила.
Колин перестал изучать потолок и уставился на Мерседес. Он и на слух вполне смог оценить безмятежность, с какой были произнесены эти слова, но было что-то еще, о чем она умолчала и что заставило ее опустить ресницы и отвести взгляд.
- Тогда почему?
Она в упор посмотрела на него.
- Я осталась здесь, потому что знаю, что вы хотите этого.
Колин поднялся на локте.