Мое обретение полюса

В перерыве между обсервациями я прошел к новой трещине между нашим полем и тем, где Авела сторожил собак. В этом месте по мере подвижки мощного поля заново сформировавшиеся пласты льда наползали друг на друга. Послышался странный звук, напоминающий плач ребенка. По всей вероятности, он исходил отовсюду. Он иногда прерывался и снова возрастал плачущими нотами. Распластавшись на льду и приложив свое защищенное мехом ухо к его поверхности у края старого ледяного поля, я услышал грохот, напоминающий раскаты отдаленного грома, — реверберацию двигающегося, перемалываемого пака, который, подчиняясь порывам ветра, дрейфовал по поверхности невидимого моря тайн. Пытаясь определить, откуда исходил плач, я тщательно осмотрел кромку полыньи и подошел к месту, где две крошечные льдины образовали нечто вроде рупора. Почти каждые пятнадцать секунд из него вылетали два-три громких крика. С помощью ледоруба я отделил одну льдину, и крики прекратились, однако дальше, вдоль кромки, слышались другие звуки.

Подошло время наблюдения, и я поспешил к своему секстану. Вернувшись позднее к полынье, чтобы наблюдать, как дышит море, я обнаружил, что крики прекратились. Тонкие пласты льда сцементировались. Но, глядя на открытую поверхность воды по соседству, я все же изучил манеру образования и ломки полярного льда.

Эта тонкая пленка льда, способная издавать крики ребенка, несет в себе заряд самой неодолимой силы в мире. Она образует зародыш настоящего полярного пака, этой обширной подвижной корки льда на поверхности земного шара, которая раздавливает корабли, перемалывает скалы, опрокидывает в море горы. Все начинается с сотворения обыкновенного микроскопически малого кристалла, затем последовательно образующиеся кристаллы благодаря своему сродству объединяются, чтобы создать ледяной блин.[140] Эти блины, подчиняясь тем же самым законам сцепления, сближаются и соединяются. Получается тонкий пласт первичного морского льда. Он либо сохраняется, чтобы затем создать большое поле, либо расползается по поверхности от одного блина к другому и от поля к полю, словно мостом соединяя или латая дыры в огромных движущихся массах льда, покрывающего середину Полярного бассейна.

Действие другого закона природы мы увидели в совершенно незначительном явлении. Растягивая вещи для просушки (они хорошо высыхают под солнцем и на ветру даже при очень низких температурах), мы не заметили, как два брезентовых полотнища — белый чехол для нарт и почерневший кусок, в который мы заворачивали лодочные принадлежности, — сорвало ветром и бросило на торос. Когда мы сняли с тороса эти полотнища, то обнаружили, что в том месте, где лежал темный брезент, который покоился там под прямым углом к солнечным лучам, снег подтаял, а затем смерзся снова. Под белым брезентом снег не изменился. Температура была -41°. Нам было холодно, однако черный брезент, поглотив достаточное количество тепла, растопил под собой снег. Этот небольшой урок физики заинтересовал меня, и на обратном пути мы проделали много подобных экспериментов. Во время длительных утомительных переходов я задавал самому себе такие вопросы: отчего снег белый? отчего небо голубое? почему черная поверхность съедает снег, а белая — нет?

Постепенно в нашей монотонной жизни на эти вопросы нашлись удовлетворительные ответы. Таким образом, в поисках абстрактных знаний я невольно исследовал законы радиации. Так, постепенно, мне стали понятны некоторые проблемы животной жизни и, по-видимому, прояснились некоторые удивительные откровения природы. В чем секрет расцветки меха арктических животных? Я обнаружил, что мех животных и перья птиц были окрашены в соответствии с их нуждами для абсорбции внешнего и сохранения внутреннего тепла. Факты, указанные здесь, будут рассмотрены далее, когда мы будем иметь дело вплотную с животными, приспособленными для жизни на снегу.

Одно из впечатлений, которое я вынес из этого ночного похода, состояло в том, что солнце казалось низким, висящим гораздо ниже, чем в полдень, что на самом деле не соответствовало действительности, так как замеры высоты показывали, что оно (солнце) находится на 9 выше. Возможно, такое восприятие наблюдалось в силу привычки. Дело в том, что во время переходов на север мы отмечали значительную относительную разницу в высотах ночного и дневного солнца. Несмотря на то что эта разница теперь исчезла, мозг временами отказывался воспринимать такую значительную перемену.[141]

Во время пребывания на полюсе я был поражен необычным равенством температур[142] атмосферного воздуха в течение всех 24 часов, а также странной монотонностью окраски и освещенности моря и неба. Я стал наблюдать это явление уже на подходах к центру полярной области. Странная равномерность цвета и освещенности, влажности и температуры воздуха проявлялась в районе вокруг полюса в радиусе примерно сто миль. Это было отмечено дважды — при приближении к полюсу и при уходе из этой области.