Мое обретение полюса

Эта лодка была нашей надеждой на продвижение к югу, однако до сих пор она оставалась бесполезной. Вынужденные пробавляться главным образом охотой на птиц, мы быстро расходовали ружейные патроны, и было необходимо что-то предпринять для того, чтобы предотвратить голод.

Мы могли бы повернуть к охотничьим угодьям на полуострове Гринелл, однако нам показалось более благоразумным добраться посуху до пролива Джонс. Там, полагаясь на данные Свердрупа, мы могли рассчитывать на обильную охоту. Двигаясь на восток, мы оставляли в резерве возможность вернуться на север, если нам не удастся встретиться с китобоями. Температура почти неизменно держалась на уровне замерзания воды, а в первых числах июля установилось и давление.

4 июля мы начали подниматься на возвышенности Северного Девона, кружным путем обходя утесы, поднимаясь навстречу заманчивой земле. Утро, как и в предыдущие несколько суток, было серым, но до полудня черные тучи окутали снежные вершины, а затем стали поливать нас ледяным дождем. Мы промокли насквозь, нас бил озноб. Вскоре налетел прерывающий дыхание несильный норд-вест, от которого смерзся мокрый мех на нашей одежде, превратившись в ледяную корку. Чуть позже обильный снегопад вынудил нас разбить лагерь. Шторм со снегом двое суток не выпускал нас из занесенной палатки. У нас было немного еды и совсем не было топлива.

Несмотря на то что шторм доставил нам много хлопот, все же он принес некоторое облегчение. До сих пор земля была едва прикрыта снегом, и мы были вынуждены прокладывать курс от одной снежной банки к другой по голой земле. Теперь снегом засыпало все. Вскоре мрачные, бурые утесы Северного Девона скрасили монотонность снежного покрова, а дальше показалась радующая сердце синева пролива Джонс.

Обширные пространства открытой воды простирались вдоль северного берега и уходили дальше, за Маскокс-фьорд. Южные берега пролива словно стенами были окаймлены паковым льдом на сотню или более миль. 7 июля при ясной холодной погоде мы спустились к Айсботну. Несмотря на все наши старания, нам так и не удалось добыть продовольствия. Каждый день вой волков и крики птиц отвечали на призывный зов наших желудков. Правда, нам удалось обеспечить себя скудным запасом утиного мяса, на что пришлось потратить несколько последних ружейных патронов, однако мы так и не увидели ни моржей, ни тюленей, ни прочих крупных животных. Обеспечить продовольствием собак казалось нам делом совершенно безнадежным.

Мы словно вступили в длинную полосу неудач. Открытая вода простиралась, насколько хватало глаз. Нарты становились совершенно бесполезными. Охоты не было.

В байдарке к мысу Спарбо. Подстерегая тюленя

Мы израсходовали почти все патроны. Мы могли вверить свои судьбы только парусиновой лодке. Что же нам было делать с оставшимися в живых собаками? Они не могли отправиться с нами дальше в крохотной парусиновой лодке. Мы не могли оставаться с ними и надеяться выжить. Приходилось расставаться. Две собаки уже оставили нас, присоединившись к своим предкам-волкам. Остальным мы тоже предоставили свободу. Одни нарты мы разобрали и положили в лодку, которую брали с собой к полюсу. Наши спальные мешки и зимняя одежда пошли на корм собакам. Все остальное мы тщательно упаковали в водонепроницаемые тюки и погрузили в лодку. С печалью в сердце покидали мы берег. Собаки скулили словно малые дети. Отойдя миль на пять от берега, мы все еще слышали их лай. Мористее мыса Вера была полынья, а дальше на восток, насколько хватало глаз, — волнующаяся поверхность воды. Однако когда мы продвигались вперед, погода совершила предательство — и волны поднялись словно горбы.

Время от времени мы приставали к ледяным островкам, однако паковый лед становился ненадежным, потому что спрессовался из небольших кусков и кое-где сильно подтаял под солнцем. Даже умеренный ветер смог бы оторвать этот лед от берега, разбив его волнами на небольшие льдины. Иногда нам удавалось устроить нечто вроде лагеря в самой лодке, воспользовавшись каким-либо ящиком вместо подушки и куском медвежьей шкуры вместо одеяла.